Окружающее состояло из от и до знакомой комнаты с "гнездом" и столом, кота под боком, стены за спиной, тишины…
Тишину было очень хорошо слушать, и Серазан так и делал, закрывая глаза и позволяя себе слиться с домом и полянкой-двором, на которой тот располагался. Это было тепло и уютно — внутри, в доме, телу — и одновременно свежо и свободно — снаружи, в ночном лесу… наверное, душе. И хорошо, так хорошо, что отпускать непривычное ощущение не хотелось, зато порой до боли тянуло выйти туда, в ночь — на волю — но не успевал Тесс открыть глаза, как все пропадало.
Он снова опускался на место, разочарованный, как ребенок, у которого отняли обещанное и даже показанное уже чудо, гладил понимающе вздыхавшего кота и предлагал себе заняться чем-нибудь более полезным. Вот только в первый такой вечер Серазан заснул прежде, чем сумел решить, чем же именно надлежит заниматься, во второй, стоило только подняться на ноги, ударила в затылок тяжелая волна боли, от которой потемнело в глазах и пришлось почти час отлеживаться, пока не ушла дурнота, в третий же день ничего не случилось плохого, но под руку несвоевременно подвернулись бумага и перо, и Тесс принялся зачем-то рассчитывать модель сфинксова крыла, прикидывать, как оно должно крепиться к крупнокошачьему скелету, потом набросал один чертеж, другой…
К концу недели Серазан уже знал, что общение с "тишиной" плохо совместимо с физической активностью, а заодно разобрался, как присоединяется к телу льва так озадачивавшая его человеческая голова, и сфинкса в разрезе теперь мог чертить, вовсе не просыпаясь.
Это, безусловно, было очень полезно.
Не менее ценным в условиях предстоящей зимовки должен был оказаться план приснившегося горного комплекса — Тесс, движимый накатившей вдруг ностальгией, воспроизвел типовой объект по канонам и нормам родной планеты, потратив пару ночей на попытки их вспомнить по возможности точно… и пару дней на попытки понять, что вдруг на него нашло.
А потом наконец снег, до того словно раздумывавший, укрывать ему собой мир или повременить еще, за одну ночь лег ровным сплошным слоем, и Серазан, вышедший с утра на крыльцо, онемел от красоты и чистоты.
Он видел это преображение третий раз за свою жизнь, встречая третью зиму на планете, и в третий раз понимал, что жить — хорошо.
Вылез на улицу и кот, посмотрел на замершего ладно если не с открытым ртом хозяина, недовольно дернул хвостом, когда лапы коснулись холодного снега, фыркнул некий явно не слишком восторженный комментарий и пошел по своим делам, оставляя глубокие ямки следов на белом покрове. Тесс посмотрел, посмотрел… засмеялся, тряхнув головой, и почувствовал, что вот теперь — проснулся.
Следующие несколько дней прошли в торопливой суете под лейтмотивом: "Ты, Серас, молодец, у тебя ежегодные морозы пришли внезапно!" — ревизии всего, что не должно замерзнуть и что, наоборот, лучше заморозить, того, что надо укрыть снегом и от снега, охоте уже зимней, рассчитанной за заморозку добытого мяса… А рядом не было не только Дорра с его понятными простыми указаниями, но и Грина, который указаний не давал, но зато на помощь приходил так, что сразу становилось ясно, что в каком порядке делать. Тесс потихоньку психовал, успокаивал себя мыслью, что Грин теперь сфинкс, а от сфинкса все равно было бы немного пользы, старался при этом не вспоминать, с какой скоростью наловчился этот сфинкс заменять руки магией, о хвосте с узорами и кисточкой не думал тем более, зато вспоминал об очередном несделанном деле и в который раз хватался за голову.
Скучно уже не было, и спать на ходу было некогда… но и тут через какое-то время жизнь вошла в колею. Зима и ладно, что такого? Действительно, не первая ведь была зима.
Но вот сам Тесс чувствовал порой, что все же в эту зиму что-то неуловимое происходит с ним именно в первый раз — так хорошо и естественно он себя в лесу прежде не ощущал, хотя как пришел в восторг при первой встрече с ним, по выпадании из Врат, так, в общем-то, и дальше с этой экосистемой неплохо ладил… Но, наверное, и впрямь не более чем неплохо, потому что теперь было намного, намного лучше — снег искрил и переливался, радуя глаз, под широкими еловыми лапами обнаруживались уютные укрывища, белки скакали над головой, верещали и не боялись… А еще почему-то Серазан совсем не мерз. Вернее, вблизи от дома мерз вполне сообразно погоде: когда перемещался между построек двора, весь в ежедневных заботах, когда шел ближним кругом по "своей" охотничьей территории, обновляя силки, когда мотался к опушке и обратно, проверяя — просто на всякий пожарный — проходима ли дорога к деревне… Но стоило отойти подальше в чащу или даже просто выкинуть из головы мрачно-тревожное "забыл, сделал, это рано, или уже поздно?" обо всем сиюминутном (хотя и жизненно важном), как Тесса словно мягкой волной накрывало уютным теплом. Оно шло от деревьев, голых, сонных, но все равно живых, шло от сугробов в стороне от тропинок, шло от самой земли… Серазан попытался для себя объяснить этот феномен — и не смог, зато вовремя вспомнил Грина с его делением процессов на физические и магические и списал эффект тепла на психологию.