Глава 25
Утро на "Крыле", плавно перешедшее в день, началось для гостей базы со звонка доктора Ренна.
Вернее, началось оно гораздо раньше, но первую половину дня Грина с Тессом, судя по всему, "не тревожили". Не было сигнала будильника, по которому полагалось встать, спуститься в общую столовую, а после заняться делом, не было — пока что — дела этого самого, и до полудня Серазан успел допоказать Грину все, что осталось забытым с вечера, пробежаться по доступным разделам внутрибазовой сети на предмет интересностей с родины, перебрать в памяти предыдущий день… Там оставались легкое чувство неправильности от разговора с полковником, холодный взгляд особиста, как подозревал Тесс, единственного блондина на базе, хотя это было неважно, важнее было, что тот под властно-прохладными манерами фонил ощущением шухера, усилившимся в тот момент, когда Серазан отпихался от общей части инструктажа, предложив его просто сразу же проэкзаменовать, оставалось с ночи подозрение, что Грин таки рассчитался с ним за нечаянную дневную обиду по вопросу полукровного происхождения… Рассчитался тоже нечаянно, но вполне жестко и эффективно.
А в дне сегодняшнем было постепенно нарастающее раздражение от безделья и неизвестности, и только прервавший наконец это облеживание кресел и обшаривание сетки вызов доктора Ренна не дал ему перейти в нечто серьезное. У гостей любезно интересовались — наконец-то! — удобно ли они устроились и хорошо ли провели ночь, а заодно предлагали — тоже наконец-то, — встретиться и определиться, что и как они здесь будут делать.
Встретиться можно было где угодно, но желательно было бы, конечно, если
бы они согласились пройти в исследовательский сектор, в кабинет к Ренну
для начала, поскольку он лучше всего приспособлен для работы.
От вежливости формулировок вяли уши, а что было страшнее всего, так это то, как быстро, уже к середине разговора, перешел на полностью рабоче-официальный тон сам Тесс. Он был мабрийцем, и стандартные "да, это целесообразно", "мы будем через…" и "связь окончил" сами слетали у него с языка. Удивительным оказалось, что он от них так сильно и так основательно отвык.
А еще отвык от коридоров, постов охраны у дверей, возможности пройти без верхней одежды из модуля в модуль, чистоты и ровного света… Уже не чувствуя себя таким дикарем, как накануне, Серазан шел и вел Грина, и сердце пело — так было привычно и знакомо оказаться… почти дома! — а разум шипел и только что не рычал, и злорадно говорил: "Даже если найду где — стричься не буду! Не обязан", — и Тесс почти печатал шаг, зыркая на не те знаки и эмблемы на стенах — колониальный корпус, разумеется, относился к наземным войскам.
А исследовательский сектор, как оказалось, к войскам вообще не относился. Это было видно. Растения — местные — занимавшие рекреацию. Незапертые двери кабинетов. Какое-то смутное ощущение движения и легкого хаоса, который мог бы быть, если бы здесь было больше людей… Людей было действительно мало, намного меньше, чем тут предполагалось даже просто по площадям помещений — прямо там, где они прошли, прежде чем оказались на месте, все было обжито, но Серазан все равно чуял, что отдельные даже не кабинеты — блоки — стоят пустые.
И в голову закрадывалась неуютная мысль, что как бы не пустовали и некоторые купола — не только у научников.
База, рассчитанная на большой исследовательский корпус, действительно стояла полупустая. Причины тому мог бы объяснить Морэмирис Ренн, геологоразведчик. Когда полвека назад выпускник геокласса первой ступени подавал заявку для участия в проекте на вновь найденной планете и агитировал на то же самое таких же молодых и ранних Кима, Метта, Дийса и Дорра, он даже предположить не мог, что за жизнь его ожидает в предположительно перспективных координатах. Чистый воздух, девственная природа, дружелюбные аборигены — с одной стороны. Мистика, упорно неработающая тонкая электроника, нестабильный телепорт — с другой. Но, когда ты молод, то ради собственного честолюбия и амбиций можно горы свернуть в прямом и переносном смысле. Морэмирис Ренн исключением не был — он работал, как проклятый, составляя карты поверхности и недр, выделяя нужные элементы, прикидывал возможность и перспективы промышленных разработок. И удивлялся равнодушию местных — те буквально могли жить на золоте, и даже знать об этом, но обогащаться не спешили, предпочитая отговаривать лень и неумение легендами.
Причины этой деградации выяснял Дорр, всякий раз удивляя Ренна очередным "все не так просто, как ты видишь". Дорр искал контакт не в бытовом, а в глобальном смысле. И Ренн, глядя на старого друга, отмечал, как Вульфрик все больше и больше меняется, мимикрируя под слегка наивных жителей планеты, как постепенно становится главным то, что происходит здесь и сейчас, а Мабри, родина, которой должны служить и которую должны помнить, уходит в глубины памяти как смутное воспоминание о юности.