— Вернут просто так, не с условиями, не за выкуп? — переспросил Тесс недоверчиво. — Отпустят?
Поднялся на ноги, прошел к окну, нервно прислонился к прохладному пластику лбом, укладывая в голове картину совсем иную, чем та, что вставала перед глазами почти полдня…
— Но зачем тогда вообще уводить, если не желаешь зла? Неужели человеческим детям лучше зимовать неведомо где, чем у таких же, как они сами, людей? Ведь их же нашлось бы, кому разобрать по семьям?
— Да какой тут выкуп, — горько произнес Грин, — если такая цена уже заплачена! Тут разобраться бы, что произошло. Мы с Блейки прошли первыми, сразу после заморозков, а беда случилась раньше, пока шли дожди. Дороги размыло. Переправа не действовала. Дети вряд ли выжили бы одни, мастер Тесс. Я очень надеюсь, что весной они вернутся.
— Что еще остается… — Серазан сел прямо на пол у окна, расстроенно глядя на Грина. — Но нельзя же так жить, чтобы даже на помощь нельзя было позвать, если дорога закрыта! Почему связи нет никакой, неужели даже птицы не нашлось бы почтовой?
Покачал головой, в общем-то не ожидая ответа.
— Это ведь страшно, Грин. Очень страшно, когда дети должны зависеть от милости тех, кто оказался задет достаточно, чтобы перебить их родителей…
— Страшно, — согласился сфинкс, — но почтовую птицу надо успеть выпустить, телеграмму — отбить. Видимо, сделать это было некому. Многие нелюди перед нападением заранее усыпляют, обездвиживают… А как у вас случается, когда народы ссорятся, мастер Тесс? Как воюет ваш народ?
— В космосе, в основном, — пожал плечами Серазан. — Враг давний, хорошо знакомый, какое оружие у нас и у них, тоже известно хорошо… Бластер вы видели, про возможность сжигать целые города я тоже вам говорил — поэтому, как вы наверняка понимаете, главная задача — не дать им подлететь достаточно близко для атаки. Обнаружить, когда они еще далеко, поднять тревогу, вовремя вызвать помощь и поставить заслон, чтобы воевал корабль против корабля, а не корабль против города или завода.
Помолчал, разглядывая Грина, подумал, продолжил.
— А если надо напасть самим — это нужно делать или очень быстро, или очень скрытно, чтобы противник не успел защититься или, лучше всего, вообще не заметил опасности, пока не стало уже слишком поздно. А условия у нас с ними практические равные, поэтому и поступают обе стороны одинаково… Поэтому, — тут Тесс остановился, вскинул взгляд на ученика, очень важное сформулировав для него и даже для себя. — Поэтому, Грин, мы все приучены опасаться скрытого и неизвестного, ждать удара, предполагать худшее там, где не все нам объяснили и досказали… Потому что перебдеть — не беда, а недобдеть — может оказаться фатально. Вновь остановился, и, наконец, завершил:
— А если бы в той деревне были люди из наших, то птица с тревожной запиской всегда была бы наготове, а для телеграммы был бы оговорен особый код, который можно отбить очень быстро, даже не думая, и который означал бы беду и призыв о немедленной помощи.
— Телеграфный код есть, — подтвердил Грин. — Но, видимо, вы всегда настороже, а здесь люди более беспечны.
Он поудобнее умял подушку:
— Я понимаю вас, мастер. В хрониках записывают в основном то, что удивляет, войны, несчастья. А если я правильно понял, то старые люди были и вашими, и нашими предками, вот вы так остро переживаете. И все события, за все то время, навалились на вас. Да?
— Нет… — удивленно ответил Тесс. — Причем тут хроники?
— Я подумал, что у вас на впечатление от моего рассказа наложилось то, что мы разбирали до того, потому стало так нехорошо, — тоже озадаченно объяснил Рон.
Тесс вздохнул так тяжело и скорбно, что чуть было сам себя не пожалел. И Грина заодно.
— То, что мы разбирали… — медленно и раздумчиво повторил, разглядывая лежащего сфинкса. — От него действительно нехорошо, но не поэтому. Ренн с Дийсом наконец-то разбираются, как устроен этот мир, а ведь именно это они так долго пытались понять — для них любое знание новое. А я полагал, что уже знаю здешние порядки, ведь Дорр рассказывал мне о них, когда я пришел сюда жить, но чем больше слышу и узнаю, тем яснее понимаю, что он сам их толком не знал и то, что говорил — или неправильно, или недостаточно, или… Словом, оказывается, я давным-давно живу в мире, законы которого мне неизвестны, и законы суровые, а я столько раз мог по незнанию их нарушить… И как я вообще здесь до сих пор жив?
— Ой, — глаза у Рона опять округлились, — но зато вы знаете много больше, и про бластеры, и про то, как быть настороже, и быстро доходите до нового, вспомните — сушилка! И про воду в ягодах, и про электричество. Выучить то, что знают все — это несложно! А вот показать то, что не знает никто, это гораздо сложнее!