— Чо, совсем?
— А то! И вежливый такой, как всегда, говорит, пирожка бы мне, Роза, есть очень хочется…
— Ой, чо деется!"
"— А я вот не пойму, то ли он был такой всегда, то ли щас стал…
— Да всегда! Всегда был ненормальный, какой нормальный сам в лес попросится?
— Ой, надо сбегать спросить, можно ли ветлу спилить против дома или лучше не надо?
— А ты сходи-сходи, только прихвати чего-нибудь вкусного.
— Так раньше ж просто можно было!
— Так то раньше! А сейчас, если что — съест. Оно жеж зверь!
— Ой, моя девка туды вже побегла!"
"— А как-нито смотрит на тебя и все вопросами, вопросами. Ты ему вопрос, он тебе в ответ тоже вопрос. И все в глаза смотрит. Поди пойми!
— Мужик-то твой чо?
— А чо? Говорит, хорошо, что не наш оболтус туда попал, тот бы не с крылами вернулся, а с чем похлеще.
— Тьфу, зараза!"
"— А как пошел дождь накрапывать, так он так прыжком раз! — и под навес. Вздыхает так грустно, нахохлился. Ой, говорит, скушно мне одному, да в лесу, да молоденькому…
— А Лиза-то чо?
— А ничо! Стоит так рядом и стоит себе.
— Ой, смелая баба, уводи от беды!
— Какой беды, когда ей в лады! Поворожи мне, говорит, хоть вот на камешках.
— И чо?
— А чо тебе долго ворожить, говорит, когда все равно летом дома сидеть?
— А она?
— А она тоже спрашивает, а чего, мол, дома-то сидеть?
— А он?
— А он так голову наклонил и спрашивает: А в поле что делать будешь, пеленки стирать?
— Так и сказал?
— Так и сказал.
— А Лиза-то чо?
— А чо? Домой побегла, успеть бы щас под своим мужиком поваляться, чтобы летом-то дома посидеть.
— Шо ж за язык-то у тебя, вот как у той коровы…"
"— А ты побольше масла на блины клади, и варенье тоже. Оно, если сейчас не съестся, потом хорошо будет.
— Да вроде как нельзя печь блины до весны-то?
— Дууура, блины завсегда можно! И рыбки туда же подкинь, вяленой, штоб он вкус домашний не забывал.
— А какой мальчик-то был, помнишь?
— Ну так, может, и расколдуется.
— А вроде ему и так ничо.
— Тебе б такое ничо!
— Плюнь три раза! Да смотри, штоб не в тесто!"
" — А как с ним такое стряслось-то?
— Да переколдовал чего-то там, говорит.
— Ой, знаем мы такое "колдовал". Увижу, что в сторону леса идешь — прокляну!
— Да ладно, у меня-то своя голова на плечах.
— Ты давай смотри, все остальное не потеряй!"
Вернулся Рон на следующий день утром, прилетел, весь сияющий, усталый, держа в когтях огромную корзину деревенской вкуснятины, и немедленно завалился спать аж до самого вечера.
Для Тесса же, пребывавшего в обалдении последние сутки — после того, как сообразил, в каком виде отправил в деревню ученика — возвращение Грина стало в первую очередь знаком, что таки все с парнем в порядке, и выглядит он — как надо.
Можно было выдохнуть раз и навсегда. Сфинкс был нормален.
Для сфинкса Грин и вправду был нормален, а вот человек устал бороться с его более чем обременительными привычками. Днем Рон теперь по большей части лежал, подобрав под себя лапы, кутался в крылья, прикрывал глаза и грезил, сам не зная о чем. Если его дергали, раздражался так, что потом сам себе удивлялся, бил по бокам хвостом, снося все на своем пути, и замирал опять в сонной полудреме.
Вечером он оживлялся, принимался за дела, несмотря на слабые человеческие глаза, плохо приспособленные к темноте. Грин бродил вокруг дома, читал, попытался залезть в мастерскую — не получилось, а однажды поймал себя на том, что метит территорию вокруг жилища Тесса, как кот, когтями и секретом. Осознав такое безобразие, Грин очень смутился и озадачился, но дело свое животное доделал, хотя бы так обозначив для остальных зверей — и оборотней, если таковые случатся, — извечное "мое!" на весь этот дом, а заодно и мастера впридачу.
Еще пару дней он даже днем выползал дремать поближе к лесу, потому что погода позволила, и высыпался на воздухе гораздо лучше, чем в доме. А потом, в дневной грезе поймал себя на мысли, что воспринимает дом, как бревенчатую пещеру, от такого открытия аж застонал тихонько, долго и жалобно смотрел на Серазана.
Поужинал, вечером накрыл Серазана крыльями, прижался щекой, кисточкой провел по лбу Мастера, стараясь подольше подержать ощущение покоя, посидел так рядом, попрощался и ушел в ночь.
Насовсем.
Глава 15
Блейки Старр, бывший пилот эскадрильи Канис, бывший лучший гонщик Ковчега ЗХХЗ смотрел на Табрийское море, светло-серое, мерцающее и туманное, и рассеянно удивлялся, как незаметна при зимнем штиле линия горизонта, а далекие парусники словно плывут по небу, аккуратно огибая нежно-голубые разрывы в облаках.