Киннисон также был сосредоточен. Молва об этом происшествии также пойдет гулять по свету. К тому времени, когда он вернется в «Приют старателей», она дойдет и туда и очень поможет ему. Очень!
Киннисон не мог открыть истину офицерам, хотя знал, что они думают сейчас, когда провожают его:
«Бедняга! Какой блестящий талант и какая ужасная судьба!»
Глава 13
СОВЕЩАНИЕ ЦВИЛЬНИКОВ
Вернувшись на пояс астероидов, Киннисон, он же Билл Вильямс, или попросту Дикий Билл, с удвоенной энергией принялся за работу. Что значила какая-то бутылка доброго старого бренди для человека такого богатырского здоровья, каким был Киннисон! Куда девалась вялость и расслабленность хронического пожирателя бентлама! Впрочем, никакой расслабленности и не было: все признаки отравления бентланом, равно как и опьянения, были не более чем искусной игрой или притворством, призванными ввести в заблуждение возможных наблюдателей.
В трудах незаметно миновали три недели. На двадцать первый день, проникнув в сознание одного из цвильников, Киннисон узнал, что в «Приют старателей» должен наведаться директор организации наркобизнеса в масштабах всей борованской солнечной системы, чтобы присутствовать на каком-то важном совещании. Чему будет посвящено совещание, невольный информатор Киннисона не знал, да и особенно не интересовался. Для Киннисона же совещание представляло первостепенный интерес.
Серый линзмен знал или, по крайней мере, подозревал на основании весьма хитроумных соображений, что предстоящее совещание должно было быть региональной конференцией крупных боссов наркобизнеса, и ему весьма важно собрать как можно больше информации о положении дел у цвильников Боровы. Киннисон решил присутствовать на совещании, разумеется, незаметно для остальных участников.
Конференция должна состояться только через три недели. Времени оставалось предостаточно, но Киннисон решил на всякий случай прибыть пораньше и поэтому принялся за работу особенно рьяно, чтобы добыть побольше метеоритов с высоким содержанием ценных и редких металлов. День проходил за днем, и число пойманных «космических бродяг» — метеоров — в трюме видавшего виды космического буксира Билла Вильямса неуклонно росло.
За несколько дней до начала совещания Киннисон посадил свой кораблик в док Стронгхарта. Там его встретили с широко распростертыми объятиями как старого друга после долгой разлуки.
— А, Дикий Билл! — от души приветствовал Стронгхарт. — Рад, весьма рад тебя видеть! Как рейс? Фортуна не изменила?
— Привет, Стронгхарт! — не менее сердечно похлопал по спине своего закадычного друга линзмен. — Рейс выдался на славу! Напал на богатый сектор. Привез металла вдвое больше, чем в прошлый раз! Рассчитывал вернуться недель через пять-шесть, а обернулся за пять недель и четыре дня!
— Считал небось денечки до нашей встречи?
— Как не считать! У меня внутри все пересохло, словно в пустыне на Рильце. Кстати, чего мы медлим? Давай покончим с делами поскорее. Прими у меня металл, а то мне еще нужно обойти все кабаки и проверить, не забыли ли они Билла Вильямса!
Деловая часть встречи прошла четко, без сучка и задоринки. Покупатель и продавец понимали друг друга с полуслова. Каждый знал свои права и старался не нарушать прав партнера. Стронгхарт взял из метеоров пробы на анализ, взвесил каждый метеор. Все припасы для следующего рейса были куплены. Двадцать четыре единицы бентлама? Пожалуйста, кто бы возражал. Может быть, еще чего-нибудь? Ни ссор, ни споров, ни криков. Все как нельзя лучше, все ко взаимному удовольствию, как и подобает среди друзей и джентльменов. Киннисон отдал Стронгхарту на хранение ключи от своего корабля, получил толстенную пачку денег и, выпив на прощание ритуальный стаканчик спиртного за счет заведения, отправился в поход по кабакам, дабы, как говаривал Билл Вильямс, метеорный старатель, умилостивить Клоно или, по крайней мере предотвратить особенно активное противодействие со стороны грозного бога.
На этот раз обход всех салунов «Приюта» занял значительно больше времени, чем во время первого визита. В прошлый раз Билл заходил в салун, хватал со стойки ближайший стакан с любым пойлом, опрокидывал в свою бездонную глотку и шествовал дальше, никем не замечаемый и не привлекающий ничьего внимания. Теперь все обстояло иначе. Где бы ни появлялся Билл Вильямс, он неизменно оказывался в центре внимания.
Мужчины, успевшие познакомиться с Диким Биллом во время первого визита, подходили, чтобы сердечно приветствовать. Мужчины, незнакомые с ним, непременно хотели опрокинуть стаканчик-другой за его здоровье. Женщины, знакомые и незнакомые, буквально висли на нем, пуская в ход все свои чары. Для всех Билл Вильямс был не только героем и своего рода знаменитостью, но и удачливым (или искусным) старателем, человеком, который из каждого рейса привозит пачку денег, такую толстую, что ею можно заткнуть дюзу маршевого двигателя грузового корабля! Кроме того, Билл Вильямс щедр и беззаботно тратит свои денежки. Поэтому Дикого Билла следовало удерживать в салуне как можно дольше, а если он непременно желает отправиться в какое-нибудь другое заведение, то неотступно сопровождать.
Именно на такое повышенное внимание и рассчитывал линзмен. Всякий знал, что Билл Вильямс, когда ему хочется напиться всерьез, не станет принимать спиртное рюмками, стаканами или, скажем, бокалами. Увольте: когда такой человек, как Билл Вильямс, надирается основательно, ему подавай тару покрупнее. Если он кого-нибудь угощает, то не подносит стаканчик, а ставит целую бутылку. Поэтому ни у кого из новоявленных друзей Билла Вильямса не вызывало ни малейших подозрений, когда, прибыв в очередной кабак, Билл приказывал выставить на стол целую батарею бутылок и щедро потчевал всех желающих. В пылу веселья никто не заметил, что сам Билл вливал в себя только микроскопические дозы спиртного.
И позже, по окончании торжественного обхода всех салунов, во время основательнейшей попойки в заведении Стронгхарта Билл Вильямс «принял на борт» достаточно, но не так много, как могло бы показаться. Дикий Билл оставался необычайно жизнерадостным и веселым, раздавал направо и налево более чем щедрые чаевые и по-прежнему был подвержен вспышкам безудержного и беспричинного гнева. Как и во время своего первого визита, Билл Вильямс с кем-то дрался, правда, всего лишь раз или два, но выхватывать излучатель Де Ляметра не пришлось ни разу: ведь теперь его знали и так любили!
Появление в заведении Стронгхарта все большего числа людей с мыслезащитными экранами подсказало Киннисону, что день совещания приближается. Мозг его работал холодно и расчетливо. Серый линзмен был в полной боевой готовности. И когда мнимый Билл Вильямс, держа в каждой руке по бутылке и то и дело прикладываясь то к одной, то к другой, совершал заключительное триумфальное шествие по улице, распевая во все горло и задирая встречных, голова его оставалась ясной как стеклышко. Добравшись до своего номера и «встав на якорь», он выпил еще одну бутылку виски, попросил у Стронгхарта взаймы под залог будущего фарта и, получив отказ, довольствовался лошадиной дозой бентлама. Киннисона ничуть не смутило, что Стронгхарт и другие цвильники не расстаются с мыслезащитными экранами — ни на что другое он и не рассчитывал. Тщательно разжевав все двадцать четыре таблетки бентлама и проглотив их на глазах Стронгхарта, Билл Вильямс с блаженным видом закрыл глаза и растянулся на койке. Зверская доза наркотического препарата была способна парализовать любого человека, и, принимая характерную для пожирателя бентлама позу, Киннисон не очень погрешал против истины: тело отказывалось служить ему, но сознание оставалось ясным. Ведь мозг Киннисона не был мозгом обыкновенного человека, и доза бентлама, способная полностью отключить мозг любого «нормального» метеорного старателя, была нипочем мозгу Серого линз-мена. Разумеется, смешивать алкоголь и бентлам — последнее дело, хуже не придумаешь, но разум линзмена работал ясно и четко. Более того, обессилевшее от непомерной дозы наркотика тело как бы освободило от своих уз ясный разум, и тот, воспарив над распростертым на койке телом, устремился в заветный зал — туда, где проводилось совещание цвильников. Высшее руководство организации отдало строжайшие распоряжения о необходимости соблюдения секретности. Все подступы к залу, где проходило совещание, охранялись людьми в мыслезащитных экранах. Во время заседания в зал могли входить только специально отобранные и тщательно проверенные официанты в мыслезащитных экранах. И тем не менее Киннисон сумел проникнуть в святая святых, но, разумеется, не сам, а, так сказать, через своего посланца!