— Могу ли я? Раз мне не удалось убить тебя, я просто обязана сделать так, чтобы они сами исправили мой промах. Я уже подумывала, как заставить тебя пойти туда, — простодушно подумала она.
— Гендерсон? — проговорил линзмен в микрофон. — Я иду за цвильником, меня проводят к нему. Держи вертолет прямо надо мной — в случае чего я подам боевой сигнал. Пока меня не будет, хорошенько обыщите быстроходный корабль, а когда возьмете все, что может понадобиться, взорвите его. Сейчас на планете только два космических корабля — он и «Неустрашимый», Эти бабенки ненавидят мужчин и убивают разрядом мысленной энергии, так что не отключайте экран мыслезащиты. Не отключайте даже на долю секунды — у них полно самолетов, а кротости и разума не больше, чем у стаи разъяренных кошкоптиц. Ты все понял?
— Приказ принят, шеф, — немедленно последовал ответ. — Но тебе лучше не рисковать, Ким. Ты уверен, что справишься в одиночку?
— За меня не беспокойся, — сказал Киннисон и, когда вертолет поднялся в воздух, вновь мысленно обратился к служительнице аэропорта:
— Я готов следовать за тобой.
Она прошла с ним на стоянку небольших автомобилей, села в один из них и, управляя двумя рычагами, медленно повела машину по дороге.
Ехали они долго. Ведя машину почти автоматически, женщина сосредоточила все свои мысли на том, чтобы найти у спутника какое-нибудь уязвимое место или крохотную брешь в барьере, через которую можно было бы поразить его. Киннисона изумила — даже ошеломила — ее целеустремленность, неуклонная решимость покончить с ним во что бы то ни стало. Она всеми силами пыталась добраться до него, и он знал об этом.
— Послушай, сестренка, — наконец не выдержал Киннисон. — Давай обратимся к здравому смыслу. Я же объяснил, что не хочу лишать тебя жизни. Во имя всех преисподен Вселенной, почему тебе не терпится убить меня? Если ты не успокоишься, то я дам тебе урок, от которого у тебя месяцев шесть будет раскалываться голова. Почему ты не хочешь образумиться и подружиться со мной?
Женщина была так потрясена его мыслями, что остановила машину и, не скрывая ярости, посмотрела ему в глаза.
— Стать друзьями? С мужчиной? — пронесся у него в голове ее безмолвный вопрос. Она опешила от гнева.
— Послушай, ты, маленькая ведьма! — взорвался Киннисон. — Забудь хоть на минуту идиотские предрассудки своей планеты и попытайся подумать — если ты вообще умеешь думать — и извлечь из той каши, которой набита твоя голова, хоть что-нибудь, кроме ненависти ко мне. Пойми, я такой же мужчина, как ты — женщина! И именно так должно быть в любом нормальном мире!
— О! — женщина отпрянула от Кима. — Но ведь остальные — те, что остались в твоем огромном корабле, — уж они-то, конечно, мужчины? Я поняла все, что ты сказал им по своему беспроволочному телефону! Вы имеете механическую защиту против мыслей, которые могут убить вас. Ты умеешь обходиться без нее, но остальные — бесспорно, мужчины! — не умеют. Вероятно, сам ты — не совсем мужчина, твой мозг работает почти так же, как у женщины.
— Не так же, а лучше, — поправил Киннисон. — Ты ошибаешься. И я, и те, кто остался на корабле, — мы все мужчины. Но человек, занятый работой, не может постоянно заниматься защитой своего мозга от нападения, и в таких случаях используется мыслезащитный экран. Я обхожусь без него, потому что должен общаться с другими. Понятно?
— Ты совсем не боишься нас? — вспыхнула она, вновь рассвирепев. — Ты ни во что не ставишь нашу силу?
— Абсолютно верно. Точнее не скажешь, — стиснув зубы, заявил Киннисон. Однако сам он не совсем верил в это и был рад, что женщина из-за своей ярости не заметила его сомнений.
Она не могла убить его силой мысли. Так же, как ее Старшая Сестра — кем бы та ни оказалась, — и ее подручные. Однако, не уничтожив его с помощью разума, они могли попытаться расправиться с ним физически. А мускулы у них были крепкие и хорошо тренированные. Конечно, если дело дойдет до рукопашной, он проучит троих или четверых, а может, и полдюжины. Но схватка с несколькими противниками может оказаться смертельной для всех. Проклятье! Он еще ни разу не убивал женщин, но, судя по всему, вскоре предстояло научиться этому.
— Ладно, поехали дальше, — предложил он. — И пока мы в пути, давай попробуем заключить договор, который поможет избежать кровопролития. Раз ты поняла, о чем я говорил с экипажем моего корабля, то знаешь, что он хорошо вооружен и готов за несколько минут разнести в щепки город.
— Знаю. — Ее мысли смешались от очередного приступа бессильной ярости. — Оружие! Опять оружие! На что еще способны мужчины? Если бы не твой огромный корабль и не странный летательный аппарат, который висит над нами, то я бы голыми руками выцарапала тебе глаза и разорвала на части!
— Не обольщайся понапрасну, — спокойно подумал Киннисон. — Но послушай-ка, юная тупоголовая убийца! Ты уже доказала, что умеешь принимать во внимание физические факты. Почему бы тебе не отнестись подобным образом и к интеллектуальной стороне дела?
— Именно так я поступаю всегда. Всегда!
— Увы, нет, — констатировал он. — По-твоему, мужчины отличаются двумя особенностями. Первая — они необходимы для продолжения вашего рода. Вторая — они дерутся. Дерутся до смерти и при каждом удобном случае. Верно?
— Да, но…
— Без всяких «но»! Дай мне выразить мою мысль. Почему вы не воспитали из ваших мужчин бойцов — давно, сотни поколений назад?
— Когда-то мы пытались, но наш народ начал вырождаться.
— Ясно. Ваше общество устроено по-дурацки, оно не сбалансировано. Ты видишь во мне только мужчину, которого нужно уничтожить как можно быстрее, и лишь потому, что я не такой, как ты. Однако я сам мог уничтожить тебя, и для этого у меня были веские причины, но сохранил тебе жизнь. Мы можем разнести в пух и прах всю вашу планету, но не будем так делать, если нас не вынудят. Какой же напрашивается вывод?
— Не знаю, — искренне призналась женщина. Желание немедленно расправиться с ним понемногу остыло, остались лишь антипатия и гнев. — В некоторых отношениях ты, кажется, обладаешь качествами… почти как у настоящей личности.
— Я и есть личность…
— Ну уж нет! Не думаешь ли ты, что меня может ввести в заблуждение твоя одежда?
— Погоди минуту. Я представитель народа, который делится на два равноправных пола. Численность мужчин и женщин на Земле почти одинакова… — и он, как мог, начал объяснять ей социологическое учение Цивилизации.
— Непостижимо! — мысленно выдохнула женщина.
— Но это так, — заверил Киннисон. — А теперь дай мне знать — ты будешь вести себя, как хорошая девочка, или мне необходимо назначить небольшой массаж твоим мозгам? Или, может, мне придется пару раз шмякнуть твое прекрасное тело об какое-нибудь дерево? Поверь, детка, я спрашиваю ради твоей же пользы.
— Я верю тебе, — удивленно подумала она. — И мне становится все ясней, что… что ты и в самом деле — личность… в каком-то смысле, по крайней мере.
— Разумеется, я личность — о чем толкую тебе в течение часа. И не в каком-то смысле, а…
— Извини меня, — перебила она, — ты употребил понятие «прекрасное». Я не понимаю его. Что значит «прекрасное тело»?
— О Господи! — Если Киннисон когда-либо и попадал в тупик, то именно сейчас. Как он мог объяснить, что такое музыка или искусство, амазонке, воспитанной среди самого варварского матриархата? И, помимо всего прочего, кому же удавалось объяснить женщине — любой, во всей макрокосмическое вселенной, — почему именно она прекрасна?
Но Киннисон попытался. Он мысленно воссоздал ее собственный образ таким, каким увидел его впервые. Он представил ей изящные линии и совершенные пропорции ее фигуры, грациозность движений, мягкость кожи и красоту. Все старания оказались напрасными. Сосредоточенно нахмурив брови, она силилась понять, но у нее ничего не получалось. До нее просто не доходил смысл его описаний.
— Естественно, без всего этого я не смогла бы обойтись, — объявила лирейнианка. — Такой я должна быть ради своей же пользы. Но мне кажется, я видела одну из твоих красавиц, — и в свою очередь мысленно нарисовала ему странный портрет женщины, отчасти похожей на земную. Киннисон внезапно решил, что она и была поильником, за которым он охотился.
Конечно, женщины носят украшения; но не в таком же количестве — подобного груза не выдержала бы даже лошадь! И есть ли хоть одна представительница прекрасного пола, так же злоупотребляющая косметикой, духами с резким запахом, средством для завивки волос и пинцетом для выщипывания бровей, отчего последние превращались бы в едва заметную полоску над густо накрашенными ресницами?