Было ощущение, что прикосновения дочери ведьмы направлены на то, чтобы разбудить в Шарлотте какие-то новые возможности данной реальности. Юная писательница даже не задумывалась о том, что Вилма еще ни разу ни с кем не была так близка. Это была ее первая близость в жизни.
Ладони ведьмачки были горячие и немного влажные, словно она до этого обмакнула их в реку. С закрытыми глазами было непривычно и ново, каждый звук казался чем-то чужим и далеким, но в то же время близким и родным. Вилма проводила ладонями от груди до колен, словно таким образом пытаясь расслабить девушку перед ней, разгладить ее и так гладкую белую кожу. При этом ведьмачка что-то нашептывала про себя, но смысл слов разобрать было невозможно из-за того, что это были незнакомые Шарлотте слова, на неизвестном языке. Хотелось сорвать платок и впиться губами в уста, но тогда все удовольствие предвкушения будет испорчено. Шарлотте хотелось полностью отдаться в руки Вилме и будь что будет.
Но в какой-то момент, она вдруг поняла, что хочет проникновения. На ощупь поймав руку Вилмы, она направила ее между бедер, но услышала:
- Еще рано. Потерпи.
Это могло стать разочарованием всей ночи, но стало ее открытием. Просто потому что Шарлотта считала, что суть близости между двумя женщинами есть только в проникновении и последующем получении оргазма. Но оказалось, что оргазм можно получить и другим способом, не проникая внутрь.
Шарлотте казалось, что между бедер у нее все горело. А Вилма и не пыталась тушить это. Она мастерски владела прикосновениями, сперва они были просто как массаж, а затем стали немного жестче, словно кусающие шлепки. Шарлотта извивалась под ними, молча молила о финальном аккорде, но ей казалось, что он наступит еще не скоро, что он где-то блуждает и не может никак прийти на ее зов.
Затем Шарлотта услышала как Вилма придвинулась к ее уху и произнесла слова на неизвестном языке. Затем она легла сверху на обнаженное тело юной писательницы и сознание того, что они только что делали размылось до того, что Шарлотта словно вышла из собственного тела, ощущая легкость и свет внутри себя.
А еще она ощутила внутри себя ... Вилму. Без проникновения в плоть, скорее на каком-то более высоком уровне создания и души. Она уже не слышала шептаний, только отголоски слов, мыслей, звуков. Будто ее окружала теплая невидимая субстанция, в которую она погрузилась с головой. Будто перестала существовать, вышла за пределы сознания и тела. Улетела высоко, не собираясь возвращаться.
А потом словно взрыв перед глазами, разлетелись в мелких пузырьках радужные брызги. Все тело запульсировало, Шарлотта инстинктивно сжала бедра, стараясь удержаться от крика наслаждения...
- Я ни черта не вижу! – горланил шериф Ригли. – Где этот чертов Харпер?!
Факел высветил вдруг какую-то тень впереди. Тень словно подпрыгнула и понеслась в сторону безымянного хутора за лесом.
- Констебли, вперед! – закричал шериф. – Отец Уэнрайт вы идете со мной, остальные ...сжимает кольцо. Мистер Пейдж нужно перекрыть путь к безымянному хутору, соберите людей.
- Шериф, что там лежит? – помощник Фоули посветил факелом в сторону, где на листке были странные следы. – Это кровь! Это кровь!!!!
Все кто стоял рядом с Ригли бросились туда. Сперва они обнаружили констебля Финка, а точнее то, что от него осталось. А затем пришла пора блевать в сторону, потому что Харпер был похож на разделанный кусок свинины, его просто разрубили пополам...
- Твою мать!! – смачно выругался Ригли. – Найти его, живо!!!
Младший Уэнрайт немного задержался у нелицеприятного зрелища, пытаясь осознать весь ужас, всю жестокость происходящего. Ему хватило ума ничего не трогать, к тому же констебль Бисби с несколькими людьми с крепкими желудками остались охранять место преступление.
Шериф Ригли бежал тяжело, давно ему не приходилось бегать. Раньше, в молодости, ему казалось, что никогда не настанет то время, когда ему будет не пробежать две мили. Сейчас это время настало. Он понял, что еще немного и завалится прямо в траву оврага. Он остановился пытаясь перевести дух, когда другие уже устремились к месту предполагаемого обитания убийцы.
- Вам помочь, шериф?
Молодой голос не смутил и даже не вызвал подозрения. Здесь и сейчас молодежи было достаточно и у всех их были ружья и факелы. У этого молодого джентльмена ничего из этого не было, но шериф который еще не отдохнул после внезапного забега, даже не обратив внимания на то, что парень держит меч, с которого капает кровь. В темноте ночи не было ни рожна не видать самих людей, не то что каких-то еще деталей. Шариф начал плохо видеть в позапрошлом году. Именно тогда начались эти убийства. Он понимал, что стоит один раз наведаться ко врачу, с должности его снимут. А хороших кандидатов на его места просто нет.
- Лучше помоги поймать больного ублюдка, парень!
Вряд ли Кайл хотел слышать о себе такое слова. Он никогда не был больным ублюдком, его им сделали нарочно. Так он считал. Но у городских властей всегда было свое мнение, которое они пихали во все дыры.
- Это вряд ли...
Шериф сам не понял как оказался на траве, на спине. Над ним возвышалась казавшейся высокой фигура парня, лица которого он так и не мог разглядеть, с мечом. Длинный клинок упирался своим острием Томасу Ригли в сонную артерию.
- Больной ублюдок, – прошипел Ригли и это были его последние слова.
Двенадцать часов спустя.
Тела Харпера и Ригли накрытые белыми простынями лежали на столе рядом с телом Кристиана Ридинга. Уэнрайт зажав руками четки молился рядом об упокоении душ. Рядом сидел его сын, Майкл и судебный пристав из Лондона – Лукас Харли.
- Святой отец, вы должны мне рассказать свою версию событий, – сказал Харли, приглаживая седые волосы рукой в перчатке. – Когда мы сюда прибыли, нам пришлось задержать несколько людей, в том числе и мистера Брэдли Ридинга, а так же его людей, которые учинили расправу над некоторыми местными жителями. Брэд Ридинг арестован за убийство Мэтью Сейджвика и еще нескольких человек.
- Я все расскажу, – посмотрел на него отец Уэнрайт, перед тем как покинуть здание морга.
Часы тикали в углу и ужасно раздражали. Люсьенна ходила по комнате и пыталась мыслить рационально, как и учила ее почившая матушка. Что с ней теперь будет? Она же совсем одна. Одна с кучей денег в банке. Да она даже не знает что делать с этими деньгами, как распоряжаться наследством, и собственной жизнью. Она одна. Одна.
- Лу, – произнес Конуэй, сидевший все это время в углу комнаты и молчавший.
Она даже не отреагировала на собственное имя, продолжая лихорадочно думать о том, как жить теперь.
- Лу, послушай. Я могу взять тебя к себе.
Она замерла на месте, уставившись наивными глазами на него. Наверное надо было броситься на шею, закричать слова благодарности, но Люсьенна просто стояла и не могла ничего озвучить.
- Я не богат, ты знаешь. Но я не брошу тебя, ты многое дала мне переосмыслить, – сказал Конуэй и впервые за много лет, он понял, что говорит правду. – Но если ты не захочешь, мы можем поискать твоих родственников.
- У меня никого нет, – обреченно сказала Лу.
- У тебя есть я. И пока я есть, ты не будешь одна. Обещаю.
На этой оптимистичной и перспективной ноте он поднялся со стула, подошел к ней и обнял. Впервые за долгие годы он не надеялся ни на что, просто хотел сделать хоть одно доброе дело в жизни. Он хотел спасти Люсьенну от этого жестокого мира, в котором ему самому приходилось жить. И даже перспектива мести, вдруг превратилась в перспективы совместной жизни, семьи и благополучия.
- Я даже не знаю есть ли у меня к вам чувства, – сказала она. – Вы готовы принять меня у себя даже если я вас никогда не полюблю?