— Да.
— Когда ты уйдёшь?
— Не знаю. Мне некуда идти.
— Не уходи, не попрощавшись.
— Я постараюсь.
— Лично.
— Да.
— Давай поспим.
— Давай.
— Подвигайся ближе.
— Зачем?
— Узнаешь.
— Только медленно, с замиранием, словно в мире нет ничего более нежного, чем мы.
«Какие у неё мягкие и сильные губы».
— А где ты опять мяту раздобыл?
Он улыбнулся.
— Секрет.
— Значит, буду пытать.
— Боль должна быть приятной.
— Неженка.
— Садистка.
— От мазохиста слышу.
— А сколько тебе лет?
— Теперь не знаю, а вчера я была в два раза старше тебя.
— На молоденьких потянуло. Развращаешь детей.
— Просто обожаю. Вы, детки, такие вкусно пахнущие. Мяткой и прочим…
— А может, поспим?
— Обязательно. Вот только про мятку расскажешь, и поспим.
— Нет.
— Сам напросился.
— Прости меня.
— За что?
— За то, что я умру.
— От чего?
— От нежности.
— Я достану тебя и на том свете.
— Спасибо. Значит, мне не будет одиноко.
— Бедный одинокий мальчик.
— Не надо так.
— Тебе больно?
— Да.
— Почему?
— Это я и хочу узнать.
Они лежали обнявшись. Их лица соприкасались. Ловили дыхание друг друга и засыпали с ним на устах.
Он проснулся. Она уже оделась и сейчас поправляла одежду.
— Быстро от неё отвыкаешь.
— А я не люблю одежду, она меня стесняет.
— А я-то думала: что это ты голышом по дому шлындаешь?
— У тебя тепло.
— Я пошла. Пока.
— Пока.
Она вышла из комнаты. Он забрался под одеяло, где ещё осталось её тепло и запах, немного полежал, подремал. Затем решил, что пора вставать и начинать действовать.
Поев фруктов, что остались после вчерашнего, он оделся и направился к выходу. На тумбочке, что стояла у двери, увидел записку: «Дом закрой. Ключи у меня есть. Возвращайся».
Рядом с ключами, под запиской, лежало несколько монет. Решив, что это тоже ему, он положил монетки в карман и вышел из дома. Запер дверь и пошёл в противоположную от места работы Лолы сторону.
На улице было многолюдно, или ему так только чудилось? После вчерашнего весь мир казался каким-то другим. Словно в него добавились новые краски и немного волшебства. Спросив нескольких прохожих, он разузнал, как попасть в центр города. В центре располагалась площадь, а перед ней красивое трёхэтажное здание ратуши. С другой стороны к площади примыкал парк. По дорожкам гуляли дамы в нарядных платьях, а вокруг носились их чада. Он решил пойти в парк и найти там какое-нибудь тихое местечко, чтобы спокойно подумать. Побродив по тенистым аллеям, присел на скамейку, стоящую в стороне от основных трасс миграции населения. Сел. Расслабился. Прикрыл глаза, вдыхая запах опавшей листвы. Ушёл.
«Мне никогда не петь о том, что не бывало. Мне никогда не ждать несбыточных надежд. Я тихо прохожу, и только утром ранним руки коснётся тот, кто уж пришёл и ждёт».
Руки действительно кто-то касался. Он открыл глаза. Перед ним стоял мальчик лет пяти.
«Или девочка?»
— Привет, Тим! — сказала девочка.
«Или всё-таки мальчик?»
— Привет, а тебя как зовут?
— Ян.
— Слушай, Ян, ты всё-таки мальчик или девочка?
— А это так важно?
— Да.
— Тогда пусть будет мальчик.
— Эх, Ян, как же тебя сюда занесло, да ещё в таком малолетнем теле?
— А хрен его знает, Тим. Решил пару сказок написать, вот и дописался до глюков типа тебя с Лолочкой твоей. Хорошей такой Лолочкой.
— Только вот не по годкам она тебе сейчас.
— Это точно. Вчера с Егором разговаривал, это у меня ученик такой есть. Говорю ему: «За печеньем пойдёшь?» А он мне: «Нет». И сидит в «Дюну» на компе режется. А как я с печеньем вернулся, так игра ему сразу как-то надоела, и он тут как тут. Улыбается своей вампирёнышеской улыбкой и нагло так на меня смотрит. В общем, месть это ему моя, пусть о нём весь мир узнает.
— Слушай, Ян, давай я тебя домой отправлю, а то ты здесь какой-то бред нести начинаешь.
— Ладно уж, отправляй.
«И тихая поступь ног босых. В холодных чертогах храма уводит его из мира иных, назад возвращая, обратно».
Он открыл глаза.
«Похоже, я уснул. Приснится же такой бред. Егор какой-то доморощенный. Вернусь-ка я тоже домой».
Так он и сделал.
Наступил вечер, ночь. Лолы не было.
«Она ведь не говорила, чтобы я не приходил? Нет. Тогда пойду встречать».
Вот и кончились сказочки. Их было трое. Били её ногами.
«Ярость, ах, ярость моя. Где же ты, Смерть родимая? Где же ты, меч-кладенец?»
Меча не было, а смерть тут как тут. Удар в висок. Три пальца, сложенные щепоткой, входят в мозг, а левая рука сама ломает грудную клетку и уже вынимает на волю парящее сердце. Третий тоже ничего не понял. Удар ногой чуть ниже носа и помощь при падении, размозжившая череп о камни мостовой.
Склонился над ней. Холодная точность движений. Пальцы забегали по телу, ища неполадки. Надавливая то здесь, то там. Тщетно.
«Нет! Никто не смеет отнимать, что не отдам я сам. Никто не смеет мне сказать: „Я здесь, чтоб это взять“. Я возвращаю жизнь твою, о, Мир, прости меня. Я обещал не уходить, ей не сказав „прощай“».
— Отпусти!
Кровавые пузыри надувались из её прекрасного рта.
«Весь мир в агонии бьётся, сжимайся, моя рука. Весь мир в агонии бьётся, теперь неизбежна война!»
— Прощай! Но лишь прошу, не забывай, что я люблю тебя. Всё, что видел, всё, что знал я, ты уносишь. Что же останется мне? Лишь обрывки снов в душе. Память плачет, ей больно, она пуста. Я устал ждать рассвет, а ночь так близка. Я отдаю всего себя. Бери же, радуйся и смейся, безумная война. В моём же прошлом только боль, а в настоящем только память.
«Я устал бродить ночью по забытым дворам. Я устал любить лес с облетевшими листьями. Только пара детей, только Тот, только Та, принимают мои последние мысли».
— Спасибо, Ян.
Он сидел в чужой крови, ничего не видя перед собой. Пустота покрывала весь мир. Он не мог выйти из неё сам, потому что не хотел выходить. «Зачем?» — звучал вопрос. И исчерпывающим ответом была пустота мира. Затем в пустоте появилась Дорога. По Дороге к нему приближались двое — парень и девушка, у обоих чёрные волосы почти до плеч, плавность движений, тёмные глаза и слегка бледные лица. Чёрная одежда и плащи, развевающиеся на ветру, которого не было. Они шли не спеша, но приближались стремительно. Вот они уже стоят напротив. Они красивы, но он не замечает их красоты. Только сила, текущая в них, откликается жаром в теле, словно кровь взбунтовалась и не хочет принимать его пустоту, а хочет пойти с ними.
— Нас прислал отец, — сказал парень.
— Тебе надо пройти Дорогу, Тим.
И он не может сказать, что не хочет этого. Такое ощущение, что этого не избежать. Странное ощущение.
— Дорога сейчас не та, что раньше, всё изменилось, но Путь есть всегда, даже если нет Дороги. Только по Дороге ты сможешь выйти, или я не права и ты выйдешь сам, найдя свою дорогу?