Она приоткрыла левый глаз и выпорхнула из моих рук. На ней было голубенькое платье, лёгкое и прозрачное.
«…та-а-ак, а собственно, зачем мы здесь? Платье голубое, голубое платье, а под платьем бронежилет».
— Придётся прогуляться. Похоже, мои детки заигрались и доигрались.
Лола молчала.
«Может, у неё посмертный шок?»
— Лола, а у тебя с головой всё в порядке?
Да, нельзя было быть таким грубым. Затрещина оказалась весомой. Но ответ я получил исчерпывающий.
— Больно ведь! — сказал я, потирая свою умную в некоторых местах голову.
— Ну, пойдём.
— Нет.
— Ох, Тим, доберусь я до тебя. Лолочка, миленькая, ну пойдём, пожалуйста. Детям помощь нужна, а оставить я тебя не могу, ты мне как приманка нужна, для Тима.
Дальше мне оставалось только бежать в нужном направлении, огибая чахлые деревца без листьев. Вдруг я понял, что вокруг туман. Я остановился, чтобы подождать Лолу. Я не хотел сразу признаваться в своей глупости.
«Закон Дороги гласит: “Каждый идёт сам”. Не рой яму другому — сам в неё и попадёшь. Сам придумал — сам и попал. Но иначе нельзя. Просто я забыл. Перед кем оправдываешься? Поплакать, что ли? Нет, попозже».
— Эй, люди! Ау-у-у-у!
— У-у-у-у! У-у-у-у!
«Может, всё-таки эхо? Похоже, что нет».
Что-то приближалось. Сзади. Я побежал. В одну сторону, в другую. Сейчас настигнет. Развернулся и побежал навстречу. Куда ни беги — всё равно сзади. Я остановился и лёг на спину. Две руки вырвались из-под земли и схватили меня за бока.
«Сейчас описаюсь».
Всё исчезло, а я как дурак барахтался на земле. Я спокойно встал и принялся степенно отряхиваться, только вот руки дрожали, ну и коленки немного. Подкашивались так, слегка. Когда я наклонился, чтобы отряхнуть штаны, сзади раздалось покашливание. Кувырок вперёд и влево, разворот и одновременный удар мечом по коленям противника, который должен был стоять сзади. Покашливание за спиной.
«Может, сейчас заплакать?»
Оборачиваюсь, медленно. Никого. Хочется материться и топать ногами. Сажусь в лотос, закрываю глаза, пытаюсь сосредоточиться. Смотрят, дышат в затылок, аж волосы шевелятся. Сижу, потому что двигаться уже сил нет.
— Какого хрена ты тут расселся?! Медитатор, мать его!
«Всё-таки заплачу».
— Ещё и рожи корчит! Сопли-слюни распускает!
— Слушай, ты!
Я открываю глаза. Рама с топором. Как пить дать, Рама с топором.
— Добрый дядечка Рамочка с топориком…
«Я не кшатрий», — сказать я не успеваю, а вот из-под топорика выскакиваю и, взмахнув невзначай мечом, отрубаю его косу. Потом падаю на колени и начинаю, истово веруя, молиться Шиве во благо спасения всех существ и меня в первую очередь.
— Череп у него хороший.
— Да, ничего, сгодится, — разговаривают двое, и явно обо мне. Стараюсь ретироваться так, чтобы не отвлечь их от такой важной беседы. Как ни странно, мне это удаётся. Передумав вздохнуть с облегчением, двигаюсь по тропинке. Темнеет, в небе зажигаются звёзды и три луны. Красиво. Спотыкаюсь и падаю.
«Нечего ворон считать».
Оборачиваюсь. Труп. Без головы. Сразу вспоминается Рама. Как-то нехорошо мне становится. Прямо подташнивает чего-то. Иду дальше. Впереди огонёк. Как же не хочется туда идти. Сзади раздаются странные шорохи и вздохи.
«Может, кто любовью занимается?»
Перед глазами встаёт труп.
«Бедный трупик, ему, наверно, там так одиноко».
— Да! Да! — раздаётся из темноты.
Ноги бегут сами. Какие у меня самостоятельные ноги. Куда же вы несёте меня, ноги? Нет ответа.
Впереди горит костёр.
— Ты глянь, никак марафонец.
— Нет, никак.
Я останавливаюсь. Пытаюсь отдышаться.
— От кого бежишь?
— От трупа.
Они переглядываются. Диагноз написан на их лицах.
— А труп-то шустрый? А то, может, отдохнёшь, чайку хлебнёшь?
Я тяжело вздыхаю и сажусь поближе к огню. Ночь обещает быть долгой. Я с небывалой нежностью вспоминаю недавние ночи, и ужас в трёх невинных лицах уже не кажется мне таким ужасным.
— Отчего ж не отхлебнуть, отхлебну.
Кружка оказывается в моих руках. Я делаю глоток.
— Дурь ещё та, — с уважением и знанием дела говорит мне один из мужиков. Дивный цветок растёт из его пупа. А на цветке Лолочка занимается любовью — с кем бы вы думали? А что тут особенно думать, с вездесущим Шивой, конечно. Применяющим свой самый-самый атрибут по прямому назначению и поясняющим основные виды динамических техник йоги в паре на практике.
«И тут успел, — восхищаюсь я. — Вон она, йога, откуда пошла. Да, серьёзная вещь (это я уже про чаёк родимый). Без такого чайку сразу и не разберёшь, чего они там выделывают».
Я встаю, пытаюсь воспроизвести и таким образом как-то запомнить увиденное. И последнее, что я замечаю, обнаружив в своих объятиях давешний труп, это восхищённые взгляды мужиков у костра.
— Да, знатная, однако, дурь вышла.
*
Тот обнимает Ту. Легонько целует в губы. Та притворяется спящей, ей явно нравится, но продолжения не следует, и она открывает глаза.
— Тот, а, Тот.
— А может, не надо, Та?
— Так ты никогда мужчиной не станешь. Тренировка — залог успеха.
— Нет.
— Ну как хочешь, а ведь хочешь, Тот, хочешь?
— Хочу.
— Что же тебя останавливает?
— Не нравится мне этот разговор, Та, чую, доиграемся.
— Ты прав, Тот, что-то ведь не так. Я когда-нибудь вела себя так раньше?
— Не помню.
— И я не помню. Как странно. А который час?
— Не знаю.
— Тот, а мы вообще где?
Он подошёл к окну.
— Не видно ничего, темно.
— Как темно, в комнате же светло?
— Посмотри сама.
Она подошла к окну. За окном клубился густой с бурыми переливами туман.
— Похоже, мы с тобой попали, Тот. Что делать будем?
— Может, папу позвать?
— Погоди, давай сначала сами попробуем разобраться.
— Тут какая-то дверь в полу. В погреб, наверно.
Он тянет за кольцо, и дверь открывается.
— Я спущусь, посмотрю, может, там есть чего?
Он спускается. Внизу темно. Он пытается нащупать хоть что-нибудь кроме лестницы. Сверху падает, захлопываясь, дверь, и звучит надрывный смех, а внизу кто-то хватает его за ногу.
— Пап! Помоги!
— Поздно, Тот, слишком поздно.
Он падает на мягкую кровать. Горящие свечи не разгоняют полумрак. Тонкая и хрупкая девушка приближается. Он даже не видит того, что она раздета.
Какие у неё странные глаза, а точнее, их отсутствие.
— Меня зовут Небывалка.
— Здравствуй, Небывалка.
— Здравствуй, братец Тот.
Она нависает над ним.
— А что с твоими глазами, Небывалка?
— Скоро узнаешь.
— А что мы будем делать?
— А это узнаешь прямо сейчас.