— Док, а почему вы не бросите практику. Вы от нее, наверное, смертельно устаете.
— Я это и сам говорил, когда был моложе. Но около сорока лет назад я перестал лечить болезни, а стал лечить людей. Вот с тех пор я и полюбил это дело.
Уолдо погрузился в водоворот чтения, с невероятной скоростью проглатывая трактаты по магии и связанным с ней дисциплинами. Раньше его никогда не интересовали такие вопросы, а сейчас необходимость разобраться поддерживала в нем неослабевающий интерес.
В книгах встречались частые упоминания о Другом Мире. Иногда он назывался Другой Мир, иногда Малый Мир. Будучи уверенным, что этот термин относится к настоящему, материальному, но другому континиуму, он мог заметить, что многие практики запретного искусства придерживались того же буквального смысла. Они давали указания, как использовать Другой Мир.
Было совершенно ясно, что девяносто процентов, если не больше, всей магии — галиматья или чистая мистификация. Он чувствовал, что это относилось не только к теории, но и к практике — магам не хватало научного подхода. Они пользовались однозначной логикой, такой же ошибочной, как и двузначная логика устаревшего детерминизма Спенсера. Там не было и намека на современную, многозначную логику.
Тем не менее, законы смежности, симпатии и гомеопатии некоторым образом, хотя и очень искаженно, можно было соотнести с тем, о чем он читал. Особенно, если рассматривать эти законы относительно концепции другого, отличного от нашего, но достижимого мира. Человек, который имеет доступ в другое пространство, вполне способен верить в логику, по которой предмет в одно и то же время может быть, не быть, или быть чем угодно.
Несмотря на путаницу и большое число глупостей, характерных для магических приемов, достижения этого искусства были очень впечатляющими. Здесь использовался целый арсенал средств: кураре и дигиталис (наперстянка), хинин, гипноз и телепатия. А вспомнить хотя бы гидротехнические инженерные приспособления египетских жрецов. Да ведь и сама по себе химия возникла из алхимии, как и большинство современных наук обязаны своим возникновением древним магам. Просто наука отказалась от всего, прямо не относящегося к ней, пропустила себя через пресс двузначной логики и облекла знание в такую форму, которой мог пользоваться каждый.
К несчастью, та часть логики, которая не согласовывалась с четкими категориями методологов девятнадцатого столетия, была отброшена и оставлена за пределами науки. Она попала в немилость, была забыта и извлекалась на свет Божий только в виде невероятных предрассудков.
Уолдо начал думать о тайных искусствах, как о недоразвитых науках, от которых отказались прежде, чем узнали о них все.
Однако являющиеся характерными для некоторых аспектов магии проявления невероятности, которые он теперь соотносил с гипотетическим дополнительным континиумом, встречались очень часто. Даже в современном мире. Свидетельств этому было огромное количество. Их не нужно было специально искать тем, кто подходил ко всему этому без предубеждения: полтергейсты, камни, падающие прямо с неба, телепортация, «одержимые» люди (то есть, как он считал теперь, люди, по каким-то необъяснимым причинам становившиеся центрами неизвестного), дома с привидениями, странные огни, которые когда-то давно приписывали саламандрам. Существовали сотни подобных, тщательно описанных и подтвержденных документально случаев, которые, однако, отвергались ортодоксальными учеными и наукой как невозможные. Они действительно были невозможны с точки зрения известных законов, но если их рассматривать с точки зрения существования других континиумов, они становятся вполне вероятными.
Он предостерег сам себя от чрезмерного увлечения этой достаточно уязвимой гипотезой существования Другого Мира. Тем не менее, она была вполне адекватна, даже если в результате ее разработки выяснится, что она применима не во всех случаях.
Другое пространство должно иметь иные физические законы — почему не так? Однако, он решил исходить из допущения, что оно во многом похоже на пространство вокруг нас.
Другой Мир может быть даже обитаем. Мысль — невероятно интригующая! В этом случае, при посредстве магии, могло произойти все что угодно! Все что угодно!
Однако настало время прекратить беспочвенные размышления и опереться на конкретные исследования. Незадолго до этого он, к великому своему сожалению, вынужден был отказаться от попыток применить магические формулы средневековых волшебников: оказалось, они никогда не записывали всю процедуру, а только наиболее существенные ее этапы. Это следовало из их описаний, и в этом он убедился сам. Остальное же передавалось на словах от учителя к ученику (вспомнить хотя бы его опыт общения со Шнайдером). Были некоторые вещи, некоторые подходы, которым нужно и должно было обучаться только непосредственно.
И он неохотно стал изучать все это без чьей-либо помощи.
— О, черт! Как я рад тебя видеть, дядюшка Гус!
— Да? Что-то не верится. Ты не звонил уже несколько недель, поэтому пришлось приехать самому.
— И в самом деле. Но я так много работал последнее время, дядюшка Гус.
— Может, слишком много, а? Ты не должен переутомляться. А ну-ка, покажи язык.
— Со мной все в порядке, — однако Уолдо высунул язык. Гримс внимательно осмотрел его и потом пощупал пульс.
— Кажется, машина работает нормально. Что-нибудь узнал?
— Достаточно много. Почти решил проблему декальбов.
— Хорошо. Сообщение, переданное Стивенсу, вроде бы указывает, что ты нашел кое-какие зацепки, и теперь можно подобраться к моей любимой проблеме.
— В некотором роде — да. Но совсем с другого конца. Мне начинает казаться, что именно твоя проблема породила проблему Стивенса.
— Да?
— Именно. Симптомы, вызванные ультракоротковолновой радиацией, могут иметь много общего с бредовым поведением декальбов.
— Каким образом?
— Сам еще не знаю. Однако я сформулировал рабочую гипотезу и теперь проверяю ее.
— М-м-м… Хочешь обсудить ее?
— Конечно, но только с тобой.
И Уолдо принялся рассказывать о встрече и разговоре со Шнайдером, вдаваясь в те детали, о которых он раньше не говорил Гримсу, несмотря на то-что именно Гримс устроил ему поездку. Но он никогда (и Гримс хорошо это знал) не обсуждал ничего до тех пор, пока не был к этому абсолютно готов.
Рассказ о третьем наборе декальбов, которые были «заколдованы» при помощи произнесения невероятных слов, заставил Гримса поднять брови от удивления:
— Ты хочешь сказать, что нашел способ, как это сделать?
— Именно! Не знаю, правда, почему это происходит… Просто я могу это сделать. И проделывал уже не один раз. Я покажу тебе.
Он подлетел к тому месту, где находились несколько наборов декальбов, больших и маленьких, а также временные контрольные панели. Все они были закреплены на временных растяжках.
— Вон тот рецептор в конце ряда. Он только сегодня прибыл. Не работающий. А я сделал пару фокусов-покусов Грэмпса Шнайдера и починил его. Подожди минуточку. Я забыл включить систему энергоснабжения.
Он вернулся в центр комнаты, где находилось его обычное место, и включил лучевой поток. Поскольку корабль служил эффективной защитой против любого излучения извне, ему пришлось расположить у себя дома небольшую энерголучевую станцию, аналогичную тем гигантским, которые использовались САЭК. Без нее он никоим образом не смог бы исследовать рецепторы де Кальба.
Он снова присоединился к Гримсу и начал активизировать линию декальбов. Все, за исключением двух, стали странно двигаться. Это движение он теперь называл шнайдеровским.
— Вон тот, в конце, — заметил Уолдо, — работает, но не изгибается. Он никогда не ломался, поэтому его не трогали. Это контрольный. Но вот этот… — и он дотронулся до находящегося прямо перед ним декальба. — Вот этот нужно исправить. Следи за мной.
— Что ты собираешься делать?
— По правде говоря, я и сам не знаю. Но я это сделаю.
Он действительно не знал. Все, что он знал — нужно было пристально смотреть на антенны, думать о том, как они достигают Другого Мира, как добираются до энергии.