Через год, едва вернувшись из почти самоубийственной операции далеко на Юге, Кот понял, что тянуть дальше нельзя. Потому что никакого «дальше» могло и не быть. Сколько раз за те адские три дня и он, и Ирика твердо понимали, что не вернутся? Сколько раз они проскакивали на волоске от смерти? Сколько раз снаряды проходили вплотную к серебряному крылу? Как часто и он, и она собирались остаться и дать другим шанс уйти? Сколько еще им будет так везти?
Прямо там, на аэродроме под зелеными небесами, среди раскинувших крылья машин, он бросился к Ирике, держа у груди плотно сжатую руку в перчатке. Девушка как раз снимала шлем, стоя к нему спиной.
— Ирика!
Она обернулась с живым интересом — как только силы остались? Копна волос, рвавших все заколки и резинки, всколыхнулась волной вслед движению. А он с разбегу, не щадя дыхание, остановился и протянул ей то, что держал в кулаке. Он машинально забрала и только потом посмотрела. На узкой ладошке лежал малахит, и этот узор зеленых линий она не перепутала бы ни с чем. Его малахит. Ирика едва успела вопросительно поднять взгляд — и уткнулась в его плечо, когда он крепко и порывисто прижал ее к себе. От него — от них обоих, наверное — пахло топливом, маслом, гарью и веяло холодком смерти, которая прошла в двух шагах.
— Выходи за меня.
Льдистые, опасно-прозрачные глаза жадно ждали ответа. Она ответила каким-то таким же диким взглядом человека, который еще не осознает всего произошедшего, коротко поцеловала его в губы, с силой оттолкнула и отошла к своей машине. Стас столбом стоял посреди полосы, не зная, как реагировать, когда прилетевший камушек, гулко и больно щелкнув по голому лбу, отскочил прямо в руки. Зеленая капелька Не его, как показалось ему в первое мгновение — её. Его же камень так и остался у неё, и лишь теперь он запоздало понял, что это было «да». Вполне в её духе.
Дальше было несколько лет вполне настоящего, ощутимого и яркого счастья вместе. Камушки так и остались установленными наоборот. Это было строго запрещено — по пластинке внутри малахита можно было определить имя пилота, даже если от самолета оставались одни осколки. Но на такое нарушение они согласны были пойти. Даже когда Ирика, куда более ярко блиставшая на поле боя, получила белоснежный истребитель как признание и награду за особые заслуги перед Республикой, на его носу, ничего не подозревая, закрепили именно камень Стаса. К тому времени оба уже командовали эскадрильями, жизнь полным ходом шла вперед.
— Кот-1, прием! С первой эскадрильей нет связи! Ответьте!
Знакомый голос, ворвавшийся в наушники, разорвал пелену тихой удовлетворенной усталости после успешного боя. Его ребята, вторая эскадрилья авиационного крыла особого назначения, всегда работали быстро и чисто. Так и в этот раз. А вот Ирике тогда просто не повезло.
Дальнейшее запомнилось Стасу какой-то чередой вспышек, разорванных эпизодов. Вот он бежит, оскальзываясь на каменистом склоне, к груде дымящихся обломков покореженного белого металла. Вот он голыми руками пытается откинуть раскаленный лист брони. Его оттаскивают силой, а он вырывается и кричит что-то бессвязное. Наконец, хмурые ребята из санитарного крыла насильно делают ему укол, который не отключает сознание, но покрывает события каким-то густым туманом.
Словно во сне, он смотрел, как солдаты в белых опознавательных комбинезонах приносят очередные носилки, ставят их на землю и уходят, не оборачиваясь на пострадавших. Из первой эскадрильи тогда не выжил никто. Позже Стас узнал, что Ирика и её парни вместо ожидаемой легкой прогулки наткнулись на крупную группировку вооруженных сил Севера, которых никак не могло быть в этом регионе — слишком близко к границе. Однако, они были. Этого нельзя было предусмотреть.
Потом было многое — шумно, больно и страшно. В какой-то момент ему сделали предложение — спасти мозг Ирики, но не её тело. Подключить к системам жизнеобеспечения на базе его истребителя — любая машина могла сохранить жизнь владельцу — и доставить на Малахит, а там уже приступить к более полному восстановлению. Он согласился. Он тогда вообще мало что понимал. А уже дома он узнал, что врачи не нашли ничего лучше, кроме как перенести все, что осталось от его жены, в защитную капсулу. Искусственная оболочка, спасающая мозг, хранилище ее личности, но не дающая никакой связи с внешним миром, кроме подключений к приборам. Можно было дать ей умереть или совершенствовать ее связь с кораблем, оставив её бесплотным солдатом на страже Малахита. Стас не смог отпустить её.
Через несколько месяцев состоялся их первый разговор в новой ипостаси. Потом были новые исследования, Ирике обощали когда-нибудь потом даже разработать тело, а пока предложили остаться на службе ВКС Малахита - уникальным солдатом с прямым подключением к кораблю. Она согласилась, переродившись после смерти символом вечной борьбы. Красивой легендой для будущих поколений. И кто, кроме Стаса, еще помнил её живой женщиной?