– Как думаешь, сколько мы уже сидим в этом проклятом поезде?
– Часов пять? – предположил я. – А может, и все десять. Чёрт, кажется, теперь я понимаю, каково это – быть в твоей шкуре.
– Так замечательно вжился в роль, что уже целуешь мою женщину, – без тени злобы проговорил Лёд, просто констатируя факт.
– Говоришь, будто она вещь, которую можно взять без спроса. – Я не хотел ссориться, но Лёд начинал меня раздражать.
– Я не то имел в виду, угомонись.
Видимо, Лёд пытался не обострять ситуацию и нарочно сглаживал углы, но я чувствовал, что внутри меня бушует неведомый мне океан эмоций, который героически сдерживали мои воля и разум, но я не знал, надолго ли их хватит. Я был сам не свой и понимал, что лучше будет поскорее расставить все точки над «i», а после забиться в тихий уголок и успокоиться.
– Если тебя оставить одного, ты будешь себя адекватно вести? Не станешь, например, биться головой о пульт управления или грызть датчики? – на всякий случай решил уточнить я.
– Грызть точно не буду, я же не крыса. – Лёд постучал пальцем по круглому циферблату, но стрелка даже не дёрнулась. – Я бы хотел попробовать создать электромагнитный импульс, возможно – это поможет открыть двери. Но не могу найти ничего подходящего. Думаю разломать здесь всё. Но вдруг от этого станет только хуже?
– Сам решай, я не знаю, – честно признался я и решил перейти к самому трудному пункту в списке моих дел – объясниться с Ягой.
Шаманка сидела в вагоне вместе с Врачом и уже успела накрутить целую ораву тряпичных куколок, на которых пошла большая часть её подола, и теперь платье Яги едва скрывало заветную точку схода её стройных, худеньких ног. Я даже замешкался на несколько секунд, пытаясь вспомнить, зачем вообще сюда пришёл. Короткие платья на девушках обладают удивительной способностью тормозить все мыслительные процессы окружающих мужчин. Я взглянул на Врача, который со скучающим видом колупал стенку. Видимо, у него был к подобным зрелищам иммунитет, в отличие от меня.
– Зачем ты делаешь кукол? – начал я издалека.
– Это обереги. И отличный способ отвлечься, – проговорила Яга, любовно перебирая игрушки.
– Духи молчат?
– Да. И я даже рада. Я ещё не решила, какой ответ хочу от них услышать – живы мы или мертвы. Пока мы взаперти, это не столь важно.
– А я бы хотел быть живым. После смерти я рассчитывал на что-то более радостное, чем старый поезд, поросший цветами, – улыбнулся я.
– Ты собирался мне что-то сказать? – Яга смерила меня проницательным взглядом из-под пушистых ресниц. – Сперва ты увёл парня, потом тот вернулся за своей девушкой. Он был зол, а она слишком взвинчена. Теперь ты пришёл ко мне с видом побитой собаки.
Я открыл было рот, но Яга коснулась моих губ кончиками пальцев:
– Я не слепая. Когда вы только приехали в мой город, я сразу догадалась, в какие игры вы втроём играете. Только он, – она кивнула в сторону Врача, – был для меня загадкой. Теперь я понимаю, что вы для него были чем-то вроде мышей для экспериментов. Мой брат тоже сперва препарировал животных, тренировался. Полагаешь, здесь чистилище, и стоит только вывернуть своё сердце, вытрясти из него хорошенько старые секреты и прочий мусор, похожий на тот, что скапливается под подкладкой у сумки, как двери поезда откроются?
– Нет, я так не думаю, – ответил я. – Но будет значительно проще, если мы будем честны друг с другом. Поскольку тайн и неизвестности и без того хватает.
– Тогда скажу честно. – Яга посмотрела на меня до того смело и откровенно, что я даже засомневался, действительно ли это она, а не вселившийся в её тело блуждающий дух. – Прекрати думать о той девушке. Ты ей нужен просто для сравнения. Мечтаешь, что она будет тихо сидеть у твоих ног, пока ты листаешь книги? Или хочешь, как он, – она кивнула в ту сторону, куда ушёл Лёд, – словно гончая рыскать по её следам, участвовать в авантюрах и никогда не знать покоя?
После слов Яги я сник. Конечно, я понимал, что мы с Эй разные и по темпераменту, и по взглядам на жизнь. Но именно это меня в ней и привлекало.
– Ты замечал, что мотыльки летят на огонь? – беспощадно продолжала Яга, слова из неё лились рекой, смывая привычную косноязычность. – Конечно, замечал. Любой свет они воспринимают как открытое пространство и думают, что там их ждёт вкусная пища и свобода полёта. Но стоит им слишком приблизиться к пламени, как бедняжки слепнут и начинают паниковать, метаться из стороны в сторону. Мотыльки пытаются сбежать, но именно свет кажется им единственным выходом, словно заманчиво приоткрытая дверь, а окружающая темнота видится непреодолимой стеной, тупиком. Поэтому они делают последний рывок и сгорают. Выход и спасение – не всегда там, откуда льётся яркий свет и струится тепло, – назидательно подытожила Яга.