– Надо выяснить, как обстоят дела с пищей в этом городе. Все встречные местные – ходячие скелеты, – задумчиво проговорил Лёд, а я мысленно приготовился к очередной лекции про антропофагию и тому подобное, но, слава богам, обошлось.
– Тень выяснит, есть ли здесь водоём с рыбой, птицы, словом, всё, что сгодится в пищу, а мы можем пройтись, поискать тёплое убежище поудобнее этого вонючего прокопчённого вагона. И снег скоро сойдёт. Надо позаботиться об источнике питьевой воды заранее.
– Знаю я эти твои уютные убежища, – прошипела Эй. – Крысиные подвалы да жуткие промёрзшие квартиры.
– Та квартира с жёлтыми обоями была уютной, даже окна целые, – парировал Лёд, доставая из кармана перочинный нож. – Зря мы из неё ушли.
– Шутишь, что ли? – Эй резко остановилась и в изумлении воззрилась на своего спутника. – Там в потолок был вбит крюк с оборванной верёвкой, из которой явно в своё время вынули висельника. А твои жёлтенькие обои были сплошь исписаны пугающими надписями. А гипсовая голова коня?
– Что с конём-то было не так? – нахмурился Лёд, медленно проводя тупой стороной ножа по большому пальцу.
Эй изогнула бровь, опустилась на корточки возле Льда и решительно вырвала из его пальцев нож.
– Тебе мало синяков вчера наставили? Вот ведь! Про коня, – продолжила она, устраиваясь под боком у Льда и пряча нож в карман. – Его же явно лепили с жеребца Апокалипсиса, который на себе Смерть несёт. Выпученные глаза, злобный оскал, как на той картинке у председателя в комнате…
– Оскал у коня? – фыркнул Лёд. – Он мне напоминал нашего славного пони, жившего в коммуне. Помнишь, мы катались на нём в детстве?
– Его славно сожрали, – повела плечами Эй.
– Он сдох от старости! – вскипел Лёд.
– Да слопали его! Не удивлюсь, если это были твои братья, – отмахнулась Эй, явно не замечая, как её слова действуют на Льда, руки которого напряглись, а глаза потемнели сильнее обычного.
Лёд вскочил и молча вышел из вагона. Эй даже не попыталась его остановить, словно не заметив, как он огорчился. Наблюдая за её реакцией, я пришёл к выводу, что она нарочно ударила его в больное место, зная, к чему это приведёт.
– Он любил того пони? – зачем-то спросил я, хотя знал, что она может соврать.
Эй проигнорировала мой вопрос, она закуталась в одеяла Льда и отвернулась.
Я всё же решил догнать Льда. Выйдя из вагона, я увидел его, ссутулившегося, отошедшего от нашего поезда буквально на каких-то десять шагов. Заметив, что он с каким-то остервенением грызёт ноготь на большом пальце, я решил для начала попробовать с ним поговорить.
– Занимаешься самоедством? – усмехнулся я, пытаясь поймать его рассеянный пустой взгляд. Лёд перестал терзать ноготь и бессмысленно на меня воззрился. В его глазах медленно тонуло безумие, отчаянно цепляясь за здравый смысл и физическую реальность. Я уже научился подмечать эти его перемены.
– Ноготь отрастает на два миллиметра в неделю. А вот после такой ерунды кровь остановится через две-три минуты, – произнёс он, показав мне крошечный укус на пальце и быстро сморгнув. Безумие булькнуло и ушло на дно. Но я знал, что оно не оставит попыток выбраться на поверхность. И однажды, скользкое и холодное, подобно членистоногим, первым выползшим на сушу, безумие Льда сможет удержаться на поверхности, зацепившись за кости сожранного самим собой разума. Миллиарды лет живые организмы сражались друг с другом за право стоять на вершине эволюционной цепочки. И вот, добившись своего, человечество решило разбежаться и сломя голову сигануть вниз. А что ещё делать, когда стоишь на вершине мира? Эх, если бы хоть кто-то из людей смог заслужить ангельские крылья, возможно, у цивилизации был бы шанс. Но таких не нашлось. И вот мы все несёмся вниз. А падение занимает на порядок меньше времени, чем восхождение.
– Если тебе надо узнать, сколько времени прошло между тем или иным событием, просто спроси меня. – Я пожал плечами и призвал свою самую дружелюбную улыбку – увидев её, даже мой дед переставал ворчать, правда, буквально на пару минут. Может, она сердце Льда растопит? Несмотря на все заигрывания с Эй, мне действительно хотелось иметь в его лице друга.
– Заноза сказала, что моего пони съели. А я помню, как сам его хоронил, присыпал тельце землёй. Будто это было вчера. – Он сжал кулаки и снова посмотрел на укушенный палец. – Зачем она так со мной?
– Дед говорил, только в книгах за плохими поступками обязательно скрывается мотив. В жизни зло действует бессмысленно и излишне жестоко. Причина часто несоразмерна совершённому поступку. Человечество сделало большой рывок в технологическом развитии, изобретя интернет, смартфоны и прочие чудеса, но вот в духовном плане особого прогресса заметно не было. И даже библейские заповеди никого не спасли. Увы. Любые убийства могли найти оправдания, особенно массовые, совершённые государственной машиной. Любовь всё больше опошлялась и сводилась к немыслимой сексуальной распущенности, а понятие свободы было доведено до такого абсурда, что её стало невозможно отличить от рабства. – Внезапно выпалив эту тираду, я чуть не задохся. И что это меня понесло проповедовать и клеймить человечество? Не умею я строить диалоги. Было такое ощущение, будто в меня вселился дед. Мне даже захотелось вскричать: «Изыди!» Ну а что вы хотели – я же тоже падаю в глубины безумия, просто чуть медленнее прочих.