– Пусть ты не понимаешь меня, но я не конченый урод. Джио Россо очень хорошо говорит о чувствах в стихах, я тоже написал стихотворение для Занозы, но прочту его лишь тебе. Она меня не хочет даже слышать.
И, в который раз вопреки моему предостерегающему «заткнись», Лёд поделился со мной самым сокровенным – строчками, которые прятал среди листков любимого поэта и, по его признанию, постоянно прокручивал в голове. Не сказать, что после этого я понял его или воспылал сочувствием, но, вспоминая все дальнейшие события, мне хочется переписать то стихотворение в дневник и сохранить как исповедь Льда, ведь даже ужасный злодей имеет право покаяться. Хоть и не получить при этом прощение. Я никогда его не прощу. Я знал это тогда, понимаю это и теперь.
Лёд
Дневник Тени
Запись двадцать шестая
Мы пролежали в той комнате не так долго, чтобы сдохнуть от жажды, но достаточно, чтобы отчаяться. Со Льдом я не разговаривал, он тоже больше не предпринимал попыток, возможно, оскорбившись, что я никак не отреагировал на его признание в стихах. Но у меня не было ни малейшего желания становиться участником шекспировской драмы. Периодически я прислушивался к звукам за окном, но ничего нового для себя не узнавал, слышны были только шорохи из угла Льда. Я давно прекратил попытки скинуть верёвки и мешок – экономил силы. Слишком поздно я вспомнил вычитанный где-то совет напрягать мышцы во время связывания, чтобы не позволить затянуть путы максимально туго. Мои ноги и руки болели, они жутко затекли. Я пробовал повторить опыт героя из книги Джека Лондона «Межзвёздный скиталец» и перенести своё сознание в другое измерение, но в итоге просто провалился в сон. Меня разбудил яркий свет. Я открыл глаза и увидел Льда. Его растрёпанные серебряные волосы свисали патлами, а из чёрных омутов-глаз снова приветливо махало знакомое мне безумие. Интересно, а как я выгляжу со стороны? Надеюсь, посимпатичнее.
– Как выпутался? – прошептал я, щурясь от режущих солнечных лучей.
Руки Льда всё ещё были связаны у него за спиной, ноги тоже обмотаны путами, – видимо, он стянул мешок с моей головы, зубами разорвав удерживающие его завязки. Удивительно, как крепко я спал. Лёд вполне мог перегрызть мне горло, а я бы и не заметил.
– Тёрся башкой о стену. Грызи, только слюной не мочи, мокрые узлы хрен развяжешь. – С этими словами Лёд повернулся ко мне спиной.
Мне было жалко свои зубы, да и грязные верёвки были мерзкими на вид, я даже не хотел думать, где и как их могли до этого использовать. Но моё воображение, как обычно, старалось мне напакостить и ввести в ещё большее уныние, рисуя в голове череду одинаково тошнотворных эпизодов. Я сглотнул и впился зубами в узел, мотая головой из стороны в сторону, как собака, играющая с палкой. Лёд попытался мне помочь и тоже стал тянуть руки на себя, чуть не выдрав мне зуб. Наконец мои страдания окупились, и я смог ослабить узел. Лёд шустро избавился от пут, размотал свои ноги, а затем занялся мной. Всё ещё ощущая пакостный вкус верёвки во рту, я сообразил, что мог заставить Льда грызть мои путы, а сам бы потом орудовал руками, как он. Похоже, без книг я стремительно тупею. Наконец я смог размять затёкшие конечности. Как же это было великолепно! Лёд тоже тёр запястья, которые были покрыты кровавыми полосами – следами его безуспешной борьбы с верёвками. Не говоря ни слова, я подошёл к нему поближе, поймал его взгляд, а после со всей силы врезал кулаком по лицу. Лёд пошатнулся, но не упал. Он прижал ладонь к носу, унимая кровь, но не сделал ни единой попытки дать мне сдачи. Такое показушное благородство вперемешку с безропотным смирением перед наказанием погасило во мне всю охоту избивать его. Я хотел было плюнуть, но во рту давно было сухо от жажды. Я даже не нашёл в себе сил выругаться, а лишь снова впился в него презрительным взглядом.