– Ага, – только и ответил я. Дух мёртвого брата в бубне. Обычное дело для нашего мира. Во избежание ночных кошмаров лучше дальше не расспрашивать. Читал я, как люди прошлого даже в сытые времена делали из человеческой кожи переплёты для книг, обувь, опять же – барабаны натягивали…
– Пойдём вместе, – властно решил Лёд, и Яга повела нас в «страшную» библиотеку. А я в который раз подивился тому, как изощрённо измывается надо мной судьба. Ты же мечтал о новой библиотеке, Тень? Чего теперь трусишь?
Здание-книжка стояло вплотную к дому. Из окна на третьем этаже свешивалась верёвочная лесенка, призывно колыхающаяся на ветру. Только лезть по ней мне почему-то не хотелось. Библиотека была серой и мрачной, заколоченные окна в очередной раз дали карт-бланш моей неуёмной фантазии.
Яга вытащила из одежд колотушку и потребовала дать ей бубен, но Лёд поймал её за руку.
– Может, ты просто покричишь: гадаю, исцеляю и что там у тебя ещё? Я не переношу ритмичный стук и звон, – пояснил он, оглядываясь на Эй.
– Да цыганка его лечила, ещё тогда, в коммуне, привязала и лупила цепями, злых духов изгоняла. Все мозги ему прозвенела, – будничным тоном пояснила Эй. – А толку ноль, хоть и обещала мне излечить его от странных пристрастий…
– Хватит! – прервал её Лёд. – А ты покричи под окном, – обратился он уже к Яге.
Шаманка прокашлялась, а потом неожиданно низким голосом начала выводить жуткую песню. У меня чуть ноги не подогнулись от неожиданности. Я мысленно поблагодарил богов, что она так не делала при нашей первой встрече. Что это ещё за позывные из преисподней?
– Ух! – восхитилась Эй. – Аж мурашки! Я чую, как вокруг сгущается колдунство!
По моей спине покатился липкий пот – клянусь, я слышал, как Яга вдруг начала петь двумя голосами сразу – человеческим и более низким, горловым. В этих звуках переплетались свист ветра, голоса животных и шум воды. Лёд тоже замер, открыв рот, – возможно, он уже пожалел, что не дал ей привычно колотить в бубен. Наконец Яга замолчала. Распахнутое окно библиотеки с лесенкой всё также выглядело нежилым. Но это меня как раз не удивило. Я бы на месте жильцов, заслышав эти звуки, мигом сбежал на самый нижний этаж или вообще из города.
– А сколько там людей живёт? – спросил Лёд.
– С каждым годом всё меньше, – ответила Яга. – Сейчас, может, не больше пяти.
– А что они едят? – решил уточнить я, предугадывая следующий вопрос Льда.
– Вам не понравится, – вздохнула Яга, сунула мне бубен и полезла по верёвочной лесенке.
В своей голове я уже слышал, как людоеды точат ножи и подставляют под окно кипящий котёл, чтобы шаманка приземлилась как раз в него. Поэтому я нерешительно стоял, переминаясь с ноги на ногу. Лёд со вздохом достал из своего рюкзака лампу собственного изобретения и, немного повозившись, разжёг её, а потом последовал за Ягой. С воодушевлённым писком за ним кинулась Эй, всего на минуту наши взгляды пересеклись, и я с огорчением понял, что она лишь изображает веселье. В глубине её глаз застыла болотная тоска и липкая безысходность. Возможно, Заноза пыталась хоть как-то расшевелить саму себя.
Я решил не отставать от друзей и направился к чернеющему окну. Вот уж точно новая грань моего безумия, вытесанная дружбой с Эй, – втягиваться в сомнительные авантюры.
Хотя теперь я понимаю, что самым верным решением для меня было бы бежать как можно дальше от них всех, не оглядываясь.
Воспоминания Анечки
Запись четвёртая
Вчера я видела, как Врач сидел на пригорке оттаявшей земли и любовался белым цветком. Он осторожно касался нежных лепестков и стебля, а в его глазах блестели слёзы.
– Разве это не странно, что цветок распустился так рано? – спросила я у Льда, который сидел на ступенях крыльца и чесал животик Булочке.
– Это анемона, дочь ветров, – улыбнулся мне Лёд. – Или, по-другому, ветреница. Она распускается ранней весной. Хотя ты права, даже для неё рановато.
– Красивое название, – прошептала я, подставляя лицо сырому весеннему ветру.
– Похоже на твоё имя, – ответил Лёд. – Почему ты не хочешь, чтобы тебя называли Анной?
– Сам знаешь, она всегда звала меня так, когда хотела отругать, – отозвалась я.
Хоть моя мать и осталась где-то далеко, но воспоминания о ней упрямо меня преследовали. А я так надеялась потерять их по дороге. В одном из наших пристанищ я забыла свои вторые рукавицы, но память о том, как мама хлестала меня ими по губам, до сих пор гнездилась где-то в мозгу.
Ночью погода ухудшилась, сначала шёл снег, потом разразился настоящий ливень. Дочь ветров утонула в грязи. Я нарочно проследила за Врачом и с удивлением наблюдала, как он плакал, стоя на коленях возле погибшего цветка. Такой странный человек. Я давно научилась читать души других людей, но его сердце полно тайн и загадок. Врач моложе Льда, я уверена. Просто он никогда не бреется и редко стрижётся. Его серые глаза напоминают мне лоскутки старых тряпок. Морщин на его лице нет, как и седины в волосах. Зачем он следует за мной? Почему всегда молчит?