Мы вышли из кабинета генерал-капитана. У Раверстона, как всегда, было лицо человека, заваленного рутиной. Он всегда так выглядел: и когда получал нагоняй от командования, и когда, как сегодня, получал личное одобрение, главы спецслужб всего братства.
А вот я, честно говоря, чувствовал себя гадко. Пауки вообще народ не щепетильный. И я не первый раз ловил себя на том, что рассуждения Тибирана, как и Раверстона, порой кажутся мне нечестными. Но сегодня... Приказать подсовывать Марике своих парней, чтобы ей было, с кем спать?! Как бордельных рабов, любовников в ассортименте?! Воспринимать Марику, как помешанную на сексе бабёнку?! Дурочку, которой всё равно, кого трахать?!
Конечно, обо всех этих своих эмоциях я молчал. Это был стиль работы Раверстона и, что важно, стиль работы Тибирана, генерал-капитана моего братства. И не в моих обстоятельствах судить об их правоте и честности. Но... Просто гадко!
В конторе меня уже ждала ежедневная подборка прессы. Эта обязанность, читать и анализировать неолетанскую прессу, закрепилась за мной теперь на постоянно. Никто, кроме меня, не понимал язык намёков и недоговорок, который так любили неолетанки.
Главной новостью сегодняшних газет было объявление Марики о решении взять второго мужа:
"Я глубоко осознала, что роль старшего мужа в семье ами тяжелая обязанность, к тому же требующая недюжих талантов. Логично, что для мужчины, воспитанного в традициях, отличных от Арнелет, эта ноша практически неподъёмна. Поэтому я приняла решение взять второго мужа, отдав ему роль старшего. Я пока не могу назвать имени, так как не определилась до конца. Могу сказать одно, это будет взрослый мужчина, уроженец Арнелет."
Обойти моё имя при таком благоприятном поводе журналисты, конечно, тоже не смогли:
"Ами Армариакка, как вы объясните столь длительное отсутствие си Роджера?"
"Даккарцы имеют свои религиозные традиции. Уничтожение планеты было большой потерей для них. Роджер покинул мой дом и присоединился к своим братьям для несения траура. Честно говоря, я не знаю подробностей этого обычая. Но не сомневаюсь, что нам стоит проявить к нему уважение"
Вот как? У меня траур? Ну, надо отдать Марике должное, я уже устал отбиваться от журналистов, а её отговорка была очень изысканна. У меня траур! И по такому воину, как сам Даккар, вполне можно нести траур лет 20. За это время про меня забудут точно!
За окном я заметил Невелара. Брат был старше меня почти на 10 лет, и в отличие от Архо, особой дружбы у нас никогда не было. Но когда я был совсем мелкий, Невелар таскал меня в школу. А когда я провалялся 2 месяца с переломом, тренировал дополнительно, чтобы я мог догнать остальных ребят в группе. Пусть не другом, но хорошим старшим братом он мне был всегда.
Как и все парни из дома моего деда, Невелар носил звание мастера боевых искусств и последнее время был тренером в школе. И поэтому был в той двадцатке парней, что из-за меня попала под горячую Марикину руку.
Что он делает в Кострах? Я очень волновался за всех мужчин из той двадцатки. Особенно после случившегося с Архо. Поэтому, здраво рассудив, что, может быть, брату нужна моя помощь, я отложил бумаги и спустился во двор.
Невелар разговаривал с часовым:
- Грузить без меня не начинайте. Это серьёзная техника. А у вас в карауле вряд ли найдутся знатоки такого.
- Да, капитан!
Я улыбнулся, с братом было всё в порядке. Он приехал за оборудованием для школы. Я улыбнулся:
- Привет, Невелар.
Брат, не обращая на меня внимания, попрощался с часовым. Потом повернулся ко мне. Взгляд его выражал злость и презрение:
- Как ты смеешь подходить и здороваться со мной?! То, что кому-то из пауков пришла мысль, как можно тебя использовать в своих интригах, и ради этого он дал тебе ордена, отбило у тебя память? Я напомню! Ты позор нашего рода! Дед поседел, когда узнал, насколько низко ты умудрился пасть! Знай своё место, раб!
Он развернулся и быстрым шагом пошёл прочь.
Я некоторое время стоял в растерянности. А что ты хотел, парень? Ждал, что о твоём позоре забудут? Ждал, что все, как Архо, просто простят тебя? Невелар прав! Я позор рода! И меня действительно используют пауки. И их методы гадкие.
Я поднялся обратно в кабинет. Марика, юбля! Интересно, ей хоть немного плохо от всего, что она сделала со мной? Я попытался представить, что Марика осознала весь нанесённый вред и решила извиниться. Почему-то она представилась мне в красном платье с кружевом. Она как-то одевала его. Такое платье, что, когда она садится и закидывает ногу на ногу, кружева послушно расступаются, оголяя эту самую ногу почти от самого основания....