Почему я не могу расслабиться и радоваться празднику? Что не так?
Я отделилась от толпы и спустилась в глубь храма.
Охрана у дверей расступилась. Я вступила в комнату. Яркие софиты на середину, устремившиеся взгляды вожделения и телекамеры. Чертёнка растянули по ногам и рукам. На плечах, на губах кровь...
Рядом с ним худенькая рыженькая эми. Одна из соперниц. На фоне её розовой кожи и редких веснушек, он просто демон ада. Но демон пленённый. И она по-хозяйски играет языком на его груди и, хихикая от наслаждения, оставляет лиловые колечки укусов.
На её губах ручейки Амосы, её амосы. Вряд ли она сейчас хоть что-нибудь соображает. В таком возрасте от возбуждения вообще всякий контроль теряют. Её контроль сейчас мастера, наблюдающие за происходящим из противоположного угла комнаты. Спокойные ами, чьи лица закрыты масками. Перед ними накрыт стол (Нандрель постаралась). И в руках бокалы Амосы, наркотика той же группы, что и на губах малышки, только полученного из бесконечного сочетания дивных трав Арнелет. Амоса правит балом!
Чертёнок закинул голову, невидящим взглядом впиваясь в пространство. Крик! Боль души и тела. Рыжая эми уже сидела на нём верхом. Я слишком долго разглядывала мастеров. А обращаться с мужчинами это малолетнее создание явно не умеет. Чёртёнок резко забился в оковах. Совсем не умеет! Да мало кто умеет в 15 лет, к тому же после такой эмоциональной драки и под прицелом нескольких телекамер. Видео явно пополнит коллекцию самых известных изнасилований.
Блин! Зачем я сюда пришла? Прошло уже около 3 часов. Я, как в тумане, наблюдала за гримасами, сменяющимися на лице чертёнка: боль, страх, унижение, крик отчаянья... Сколько из них его поимело? Сколькие, не умея этого делать? Зверёныши!
Возле меня материализовалась Нандерель. Я, как можно непринуждённей, улыбнулась ей:
- Сворачивай всё это по-тихому.
В глазах её мелькнуло удивление.
- Не забывай, что мы вообще-то в политику играем. Убирай камеры. А после того, как они уйдут, наших малолетних победительниц по одной. Все должны уйти тихо. Не зная, когда кто ушёл. И проследи, чтобы все участницы вместе со своими учителями в течение часа покинули город и направились куда-нибудь в дикие места, в паломничество по монастырям.
Взгляд Нандерель трезвел:
- У нас проблемы?
Ага! У нас приступ сумасбродства хранительницы!
- Проблемы - это когда что-то идёт не по плану. А у нас запланированные махинации.
Она кивнула и удалилась. Из помещения тихо начали уходить операторы.
Я стояла и смотрела. Даже не на действия, происходящие в ярко освещённом центре комнаты.
Я всё так же смотрела в глаза чертёнку Дже. Боль! Слёзы растоптанной даккарской чести и гордости.
Нандерель тронула меня за плечо:
- Все ушли.
- Хорошо. Теперь подгони мне лайнер и собери его вещи и оружие.
Я выключила часть ламп. Опустилась рядом с мальчиком на пол. Казалось, он не видел меня, погруженный Амосой в туманы своих кошмаров. Как только перерезала ремни он сразу свернулся калачиком. Зверёныши!
Я подсунула ладонь ему на живот, чёткими нажатиями пальцев отключая болевые центры. Мальчик расслабился.
Дже:
В какой-то момент осознание вернулась ко мне. И я сильно пожалел, что меня не убили.
Я лежал на спине на какой-то пушистой штуке. Оседлав меня сверху, мелкая белобрысая неолетанка (кажется, предпоследняя из моих соперниц) самозабвенно скакала на мне. А на всё это в свете нескольких софитов смотрели телекамеры. Они делали из моего поражения шоу. Добивая капли последней чести.
Я дернулся одним броском, неолетанка отлетела метра на 3. Но я был слаб. Какая-то сила делала меня уязвимым. Меня быстро скрутили три моих малолетних соперницы, крепко растянув ремнями. Белобрысая вернулась, разозлившись, отхлестала меня, связанного, по лицу. Я дёргался и глухо матерился. Она, ухмыляясь, залезла на меня. И в следующий момент я думал только о неимоверной боли в паху.
Кажется, это продолжалось вечность. Я периодически выключался. Потом что-то возвращало меня в сознание. Неолетанки менялись. Наверное, они решили отыграться на мне все 13, и не по разу.
Я вернулся из этого состояния, когда боль вдруг отпустила. Было тихо. Свет уже не так ярок. И я не был связан. Меня сжимали чьи-то чужие ладони. Поднимали на руки, как маленького, завернув во что-то. Кажется, я вслух рыдал, в каком-то странном полунаркотическом состоянии.