Пекур Екатерина
Дети Мира
Ах, видеть бы мне глазами сокола, и в воздух бы мне на крыльях сокола,
В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около:
Стань моей душою, птица, дай на время ветер в крылья,
Каждую ночь полет мне снится — холодные фьорды, миля за милей…
(Хелависа, группа «Мельница», «Королевна»)Ощущение умения летать приходит ночью во сне ко мне…
(Санди-Мунди)Не люблю негров и расистов…
(грустный анекдот из жизни)Тем, кто верит…
Пролог. Слово гению
В действительности этого никто не видел. А кто видел — замолк навеки.
Он мечется в помещении. Он ходит туда и сюда, врезаясь в стулья и спинку кровати, иногда замирает у окна. Его молодое лицо с ранними залысинами искажено от тревоги. Он думает. Иногда он бормочет что-то вроде 'я не параноик! или 'но что, если..? а потом снова молча ходит кругами по комнате. Он по-настоящему озабочен. За окнами — умиротворяющий вид на парк. Внутри — прохлада и тревожная (как ему кажется) полутьма. Это больничная палата.
В дверь стучат, и в комнату задвигается врачишка из персонала. На ней салатовый медицинский костюм весьма строгого покроя. На лице (он так видит) — пустота дрессированной собачки.
— Господин всем доволен? — сдержанно и чётко говорит она, — Вам скоро. На процедуры. Медицинская сестра. Будет рада проводить вас. Через четверть часа, — добавляет она. У девицы противная манера речи, словно она рвёт предложения на маленькие обрубки. Будто уверена, что иная речь выкажет её неуверенность или неполноценность… Искусственная, с трудом надутая 'умница'.
Его посещает острое раздражение… Много о себе думающая выскочка! Как она доставала его в эти дни! Ещё одна особа из тех, что продали бы даже свою бесценную человеческую душу ради белого цвета кожи. Тем более, что она не так далека от требований его расы. Но вид! Зажатая, сухая! Безупречно отглаженный халат, волосы уложены, как у противной зубрилы… Зубрил-аккуратисток он не любил со школы. Ему всё давалось легко (кроме чистоты и порядка), и он лишь усилием воли заставлял себя не презирать тех, кого обделила природа, так что они возмещают это тупой долбёжкой и крысиными бегами за соблюдением правил…
Почему он отвлекается на такие глупости..? Какие к Тени процедуры в такой момент?!
— Уйди прочь, дура, — грубовато бросает он.
На лице девицы ничто не отражается — дрессировка отменная, и она без единого звука уходит. Но глаза её, как у побитого щенка, наполняются слезами, так что её лицо делается живым и несчастным. Он смотрит ей вслед, и на его собственном лице (когда его никто не видит) неожиданно проступает юношеское смущение. Он молод и полон идеалов. Ему немного стыдно. Девица не виновата. Он только сорвал на ней злость. А ведь считает себя взрослым, мудрым человеком! Его куратор бы за это пожурил.
Молодой человек с явным усилием садится за стол, где навалены бумаги. Как не хватает его совета! Совета старшего, опытного человека! Как больно упускать время! Но раньше, чем послезавтра, куратор не зайдёт. Он уехал в некое весьма серьёзное место. Жаль, и, возможно, опасно. Значит, придётся решать проблемы самостоятельно.
Он мысленно 'пишет' свои подозрения. Рядом он излагает объяснения — от разумных до параноидальных. В запертой палате душно. Попутно его мозг, почти не отвлекаясь, высчитывает скорость проветривания комнаты такого объёма при заданной площади окна. На эти расчёты уходит восемь секунд.
Но сосредоточиться нелегко. Его то и дело посещают мысли о Проекте. Молодой ученый беспрерывно думает, как снова улучшить ЭТУ МАШИНУ. Проект — его одержимость вот уже сколько лет. Если бы можно было жениться на предметах, он бы уже детей в школу повёл. Неожиданно его подбрасывает, словно человека, севшего на ржавую иглу. Юноша хватает неровный лист бумаги и спешно покрывает его рассчётами. От волнения он начинает задыхаться. Жутко хочется курить. Но нельзя. И надо сбавить темп. Надо скрываться. Иначе его снова поволокут на лечение! Набегут всякие… а тут..!!!
Неужели ошибка? Аппарат может противостоять давлению рассчитанной силы, но что, если данные последнего зонда… неверно истолкованы? Из-за его же собственной слепоты? Ведь температура вовсе необязательно будет изменяться линейно! Боги!!!
Его покрывает горячий пот. Он раздосадован, напуган, азартен одновременно. Страхи забыты. Более того, напомни кто о них, он бы не понял, о чём речь. МАШИНА. Это главное.
Проходит время. Он сидит неподвижно, точно камень, и лишь руки летают по бумаге. Постороннему наблюдателю может показаться, что он не сойдёт с места ещё год. Крупными неровными цифрами молодой учёный намечает шесть вариантов решения возможной проблемы с учётом разной динамики температурной кривой. И лишь тогда он неожиданно разгибается. Неожиданно — для следившего.
В кусты за окном суматошно ныряет русая голова. В кепке. Ученый смотрит на это место пару секунд, совершенно ошалело, а потом словно приходит в себя — и тихо кричит от ужаса. Это правда! Да что за психопаты тут бродят? За ним действительно следят, что-то замышляют против него! Он тревожно озирается — ему приходит на ум, что в палате может быть специальная аппаратура…
Но больше ничего не происходит. Как в безумии, он кидается к окну, распахивает его — точно ребёнок, храбро входящий в тёмную комнату, чтобы доказать беспочвенность своих страхов. Но больничный парк пуст и безмятежен. Сонно поют цикады. Ни единой души нет на усыпанных мелким гравием горячих дорожках. Кусты слишком малы, чтобы скрыть взрослого человека. Он мелко, болезненно дышит, смотря по сторонам. Его лицо искажено от ужаса. Где следивший?! Ведь он совершенно ясно видел чью-то башку в кепке с козырьком… Неужели бред? Может быть, от лекарств у него галлюцинации? Или, может быть, правда — куда страшнее..?
Дойдя до этой идеи, юноша медленно, будто случайно попавший в кошмар человек, поднимает глаза к небу.
Кроны старых деревьев рассыпают кружевную тень. Так и не достигнув синевы, взгляд молодого учёного испуганно обрывается к земле. Проклятье. Даже он не смеет глядеть в небеса. Даже он! А кто сможет принять его Проект?! Не напрасно ли это? Не кощунство ли..? Не за это ли ему такие мучения..?! Собственная мать прокляла бы его, узнай она о его разработках…
Его тело дрожит от подступающего приступа удушья, в голове мутится, и, наконец, не отрывая глаз от сонного летнего парка, он на ощупь выуживает баллончик с лекарством. Тишина.
«Написать куратору записку. Ну, почему его нет рядом! Спрятать в бумагах. Даже если что-то случится, он найдёт. Он что угодно найдёт. Зашифровать, чтоб это понял лишь он. Но что я знаю о противнике?.. Ничего. Тем не менее, это реально. Здесь кто-то был. Но кто и зачем? Надо думать, наблюдать. И — новые расчёты… Это важнее всего.»
Приступ удушья миновал. Он бессильно опускается на стул и вялой рукой щупает нагрудный карман. Ах, да. Сигареты спрятаны. Он сидит какое-то время, совершенно опустошенный, и лишь потом ищет табак в личных вещах.
Идёт время, и лицо юноши проясняется. Прочь безмозглый испуг. Он же не из Шоколадной Грязи леплен. Правила — это для тупых. А он нарушает правила ради поиска настоящей, но всеми упущенной мудрости. Если уж людям так угодно — это ради их же блага! Для защиты от Исчадий Тени тех несчастных, кто живёт лишь благодаря правилам! Таков его Путь. Судьба таких как он, сильных разумом — оберегать других. Таких, как эта глупенькая девица. Он вздыхает и снова улыбается.
Не страшно. Кто бы ни шпионил за ним — они не посмеют. Он лишь слабый учёный, но он не одинок. Его охраняют. Хотя его защитника нет на месте, но отблеск его влияния, мощь его организации, пожалуй, всюду. Если у врагов есть хоть капля разума — они же не перейдут дорогу такой силе! Он не верил, что кто-то рискнёт угрожать, зная, с какой структурой он будет иметь дело! Всякий человек вначале планирует, а тут… что спланируешь? Это как с тайфуном драться.
Юноша испытывает прилив опаски и восторга, думая о своём защитнике и кураторе. Так думают про обожаемого старшего брата, наставника. Только бы дождаться его приезда. Уж он выстроит всех по линейке и распутает все узлы.