Немного конфузясь, я снял с себя нижнее белье и скользнул в кровать. Шахтер взял мою одежду, выжал ее и развесил над очагом. Потом подложил в очаг несколько чурок и раздул огонь. Яркие оранжевые искры запрыгали в заполнившем комнатенку дыму.
— Так этот прощелыга выгнал тебя, да? — спросил горняк, усаживаясь ко мне на кровать и снова принимаясь чистить лампу.
— Я старался вовсю, но никак не мог работать быстрее, — оправдывался я.
— Понятно, ты небось сидел как вкопанный. А когда работаешь на холоде, надо, чтоб все тело ходуном ходило, не то закоченеешь.
— Я не знал…
— Жизнь всему научит. Дай бог, чтобы еще не простудился и не схватил чахотку.
Последние слова лохматого нагнали на меня страх. Я знал, что чахотка — это страшная болезнь. Мы замолчали.
Что было потом, я уже не помню. Несколько дней я пролежал в бреду. Когда я пришел в себя, то почувствовал страшную жажду: во рту все пересохло, точно туда насыпали горячего песку. Я попросил воды. Дон Педро, который стоял рядом с кроватью, почему-то не давал мне напиться. Как-то странно глядя на меня, он сказал:
— Погоди, паренек, нельзя тебе пока пить! Ты сильно захворал, чуть богу душу не отдал.
Я не настаивал. Все тело у меня ломило, а по голове точно стучали молотком. Губы мои высохли и потрескались. Я едва мог пошевелить ими. На следующий день я кое-как встал с кровати, но выходить на улицу дон Педро запретил мне категорически. Я еще два дня просидел в каморке, готовил обед и штопал старую одежду горняков, которые так по-братски приняли меня. Придя вечером домой, Педро сел на кровать, посадил меня рядом и с грустью сказал:
— Знаешь что, Хуанито, тебе здесь не прижиться. Еще раз прихватит тебя хворь, и больше не выкарабкаешься. Езжай-ка ты лучше в Лиму. Я уже говорил про тебя дону Эстебану, тому, который набирает людей для плантаций. Он сказал, что его просили подыскать мальчонку для помещичьего дома. Вот он тебя и свезет. Видать, так лучше будет. А здесь тебе ни за что не прижиться. Уж больно тебя прихватило.
— Хорошо, дон Педро, — ответил я, забившись в угол кровати.
ПОЛЬША
ПОЛЬСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА (ПНР).
Государство в Центральной Европе.
Территория — 312 тыс. кв. км.
Население — 32 065 тыс. жителей.
Столица — Варшава (1268 тыс. жит.).
Крупнейшие города: Лодзь, Краков, Вроцлав, Познань.
Стефания Гродзеньская
ПОДВИГ ТОМАША КОТЭКА
Перевел с польского В. Оболевич.
Рис. Е. Мешкова.
ноша Томаш Котэк уступил в трамвае место какой-то старушке. Это радостное известие облетело всю Варшаву, и я, немедленно вооружившись репортерским блокнотом, поспешил к месту жительства Томаша.
Долго искать его дом не пришлось: собравшаяся на улице огромная толпа чествовала героя.
Я с трудом пробилась через стену милиции, охранявшей спокойствие рыцаря вежливости.
Специально созданное бюро выдало мне пропуск на завтра. Сегодня добились аудиенции только иностранные делегаты, представители польского радио и кинохроники.
Рано утром следующего дня я с трепетом ожидала своей очереди на прием к Котэку.
Наконец я предстала перед лицом самого Котэка.
Освоившись с треском фотоаппаратов и светом рефлектора, я с волнением устремила взор на великого соотечественника. На первый взгляд его можно было принять за обыкновенного подростка. Но, присмотревшись внимательнее, я совершенно ясно различила бесспорные признаки благородства, светившегося в каждой черточке его лица.
При виде меня герой вздохнул:
— Опять интервью…
— Прошу вас, расскажите, пожалуйста, как вы совершили подвиг, — робко попросила я.
— Хорошо, слушайте. Буду краток… Первого января я проснулся с каким-то странным желанием сделать что-нибудь прекрасное. Я сказал себе: «Томаш Котэк! Начни Новый год геройским поступком, который надолго останется в благодарной памяти современников!»
— Вы… Вы так и сказали? — прошептала я, дрожа от восторга.
— Это так же точно, как если бы пани сама слышала меня в ту минуту… Я вышел на улицу с твердым решением — не возвращаться домой, пока не сдержу слова. Ах, как я мечтал о том, чтобы какой-нибудь ребенок бежал прямо под автомобиль, а я бы спас его и, может быть, рядом распластался трупом! Я пошел к трамвайной остановке в надежде, что судьба позволит мне проявить клокотавшие вот тут, — он указал на галстук, — добрые чувства. Подошел трамвай…