Они вышли на голую песчаную косу. Неподалеку все время вызывающе бормотал мелкий ручей, как будто хотел сказать: «Смотрите, важнее меня нет никого…»
А дальше начинался тихий омут с молчаливой, спокойной водой и коварными ямами.
Цанко снял мешок и, вытащив перемет, расправил его и еще раз проверил, не сорвалась ли какая-нибудь пиявка с крючка. Потом нашел продолговатый камень, похожий на брусок, и привязал его к концу веревки.
— Сомы ловятся на пиявок, — сказал он мальчишке и дал ему короткий колышек. — Держи крепче, а я пойду укреплю перемет на другом берегу…
Он разделся и, высоко держа камень, чтобы крючки не тащились по песку, вошел в воду. Мальчишка, стоявший на берегу, видел, как он нырнул и поплыл, не плеская по воде руками и ногами. Голову он держал над водой, словно черепаха. Круглый омут показался мальчишке большим витым пирогом.
Веревка натянулась, и малыш едва не выпустил колышек. Потом сел на песок и стал ждать. Комар пропел у него над ухом и куда-то исчез. Лягушки, вылезшие на берег, завели свою нескончаемую перебранку, словно делили Осым и никак не могли договориться. Мелкий ручей не переставал бормотать так, будто весь мир слушал его одного…
Цанко вышел на берег, вбил колышек в двух шагах от воды и начертил на песке какие-то знаки, чтобы утром не искать долго.
Потом оделся, и они вместе с малышом пошли в село. У верб ребята оглянулись и бросили последний взгляд на омут. Усач подпрыгнул и шлепнулся в воду. Волны пошли складками одна за другой, и омут снова стал похож на пирог.
— Ну, заиграл, — сказал Цанко. — Завтра сомов будет — не вытащишь.
— Их здесь так много!.. — заговорил малыш. — Пока ты ставил перемет, я видел — они прыгали.
— Прыгает мелкая рыбешка, — улыбнулся Цанко. — Сомов нужно искать на дне. Они лежат на самой глубине, валяются в иле, как поросята.
Это удивило малыша, и он спросил:
— Цанко, а бывает сом с поросенка?
— Не выдумывай. Кто это его так откормит, чтобы вырос он с поросенка? Что-то я не слышал о фермах для сомов.
И, помолчав, добавил:
— А ты не вздумай где-нибудь болтать о перемете. Того и гляди, придет кто-нибудь ночью и вытащит.
— Не буду! — сказал малыш.
Но Цанко, будто вспомнив о чем-то, спросил:
— Ты мне скажи, кто тебя послал за мной следить?
— Никто. Я сам…
— А откуда ты узнал, что я за рыбой иду?
Малыш немного поколебался и сказал:
— А я знаю, куда ты ходишь каждый день…
— Ха, вот тебе на! — Цанко даже остановился. — Уж не охранять ли ты меня вздумал?
Малыш снова замолчал и, только пройдя еще десятка два шагов, сказал тихо, словно поверяя какую-то тайну:
— Цанко, я хочу быть таким, как ты!
Рыболов удивленно посмотрел на него.
— А какой же это я? — спросил он.
— Ты большой и все можешь… Отец мне всегда говорит: «Посмотри на Цанко. Он везде первый. Стань таким, как он…» Я хочу, чтобы ты научил меня играть на гармонике и… и на сцене…
— А где же это ты, малыш, видел, как я играю? — спросил Цанко.
Малыш оживился. Он шел, глядя на Цанко и торопясь высказать ему все, что долгое время таилось в его детской душе.
— Так ведь это ты зимой играл роль Левского… — Он едва переводил дыхание. — Левского, ну, которого потом повесили… Научи меня, Цанко!..
— Научу, — сказал Цанко. — Вот как начнутся занятия в школе, мы в отряде будем разучивать пьесу. Тогда я и тебе роль подберу. Для начала небольшую, конечно.
Малыш схватил его за руки так, что Цанко пришлось остановиться, и от волнения не мог сказать слова.
— Я себе сделал такую же деревянную саблю, как у Левского, — наконец выговорил он.
Цанко положил ему руку на теплый затылок. Смотри, каков мальчуган!
— Пошли, — сказал Цанко.
Он растрогался. Чувствовал, как стучит сердечко малыша под тонкой рубашкой, как старается он идти с ним в ногу. Мальчишка, который хочет стать таким, как он.
Они подошли к дому малыша.
— А завтра ты меня позовешь, когда пойдешь за сомами? — спросил он.
— Ладно, раз ты так хочешь, — согласился Цанко. — А теперь иди спать.
Малыш в несколько прыжков очутился во дворе. Цанко услышал, как его босые ноги шлепают по каменным плитам между сараем и домом. Немного погодя в тишине августовской ночи зазвенела детская песня. Песня эта напоминала стрекотание сверчка, изливающего в сумеречный час волнение своего маленького сердечка.
БРАЗИЛИЯ
БРАЗИЛИЯ.
Государство (республика) в восточной части Южной Америки.
Территория — 8512 тыс. кв. км.
Население — 88 млн. жителей.
Столица — Бразилия (200 тыс. жит.).
Крупнейшие города: Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Ресифи, Белу-Оризонти.
Одетте Мутто
ВСЕ НЕПРАВДА!
Перевела с португальского И. Тынянова.
Рис. В. Чапли.
у так как же, мальчик? — спросила женщина, задувая огонь в печке.
— Не нашел, мама…
И замолчал. Заплакал. Матилде взглянула на него с грустью. «Наверно, — подумала она, — только в этом бараке и случается такое…» Испугалась своих мыслей: грех жаловаться на свою судьбу. Каждый несет свой крест.
— Не плачь, дурачок. Мы другого достанем, еще лучше.
Мальчик не отвечал. Когда мать позвала его поесть, он все еще плакал.
— Не хочу я…
Бесполезно было настаивать. Жозе лег на циновку, служившую ему постелью. Глаза, широко открытые, такие же черные, как его кожа, смотрели в потолок, не видя.
— Ким нашел бы, если б был здесь…
Женщина не ответила. Только вздрогнула, услышав имя старшего сына. Нет, она его не забыла. Каждый месяц ходила на свидание: а вот имя не могла слышать без дрожи. Так уж всегда: как кто-нибудь имя его назовет, так будто опять обвинит в краже. Человек в черном сказал тогда, что он вор и еще как-то, она не поняла. Другой, в сером, возразил было, что нищета толкнула Кима… Что надо понимать… Она слушала, не произнеся ни слова. Потом тот, в очках, прочел по бумаге приговор: восемь лет. Матилде все молчала, только моргала часто от вспышек, когда фотографировали. Молилась про себя: «Пресвятая Дева, сделай, чтоб эти люди пожалели моего Жоакима. Чтоб не били больше!»
Уж год прошел, Ким стал теперь поспокойнее. Читать выучился, ей это казалось просто чудом.
«Ты не говори Жозе, что я здесь, ладно, мама?»
«Да что ты, что ты, зачем! Я ведь нарочно в другой барак переехала, чтоб он не проведал чего. Соседки, сам знаешь, язык любят распускать… А я ему сказала, что ты в Сантос работать поехал, потому домой и не приходишь. Он так тебя уважает!»
Это была правда. Жозе преклонялся перед старшим братом. Он сам бы не мог объяснить почему, но преклонялся. Напрасно думали, будто он не знает, что Жоаким в тюрьме.
Он с самого начала знал, но решил притворяться, что поверил матери. Ей стало легче с тех пор, как мальчик перестал спрашивать о брате.
Матилде помешала последние угольки, взглянула на сына:
— Спи, малыш, тебе завтра рано вставать…
— Ладно, мама…
Задула лампу.
«Пресвятая Дева, заступница печальных, сделай так, чтоб щенок нашелся! Я знаю, что неладно беспокоить святых по таким пустякам, да ведь ты сама знаешь, как с первым-то было. Как отняли у него этого проклятого — ой, прости, гадкого этого попугая, хотела я сказать, он уж никогда не был таким, как раньше. Грубить стал, говорил, что у него всё отнимают…»