– И не узнают, пока не начнешь их выпускать.
– Я уже близко. Надо только разобраться с водорослевыми ваннами, в них вся загвоздка.
Андерсон промолчал. Йейтс решил продолжать:
– Здесь основной принцип – звук. Когда ванны станут давать достаточный объем…
– Ты должен был сразу поставить нас в известность, как только увидел, что здесь начали продавать пасленовые. Тайцы уже пятый сезон преспокойно выращивают картофель, у них явно появился свой банк семян, а от тебя – ни слова.
– Это не по моей части. Мое дело – накопители энергии, а не сельское хозяйство.
Андерсон фыркнул в ответ:
– И где ты возьмешь калории, чтобы заводить свои чудо-пружины, если случится неурожай? Пузырчатая ржа теперь мутирует каждые три сезона. Генхакеры-восстановители вскрывают нашу сою-про и пшеницу тотал-нутриент. Сопротивляемость долгоносикам у последней версии кукурузы хайгро шестьдесят процентов, и вдруг мы узнаем, что у тебя тут вокруг, оказывается, генетический рай. Люди голодают…
– Вот только не надо о спасении жизней, – хохотнул Йейтс. – Я видел, что случилось с банком семян в Финляндии.
– Не мы взорвали их запасники. Кто же знал, что финны – такие фанатики.
– Да любой идиот догадался бы, что так и произойдет, – компании-калорийщики репутацию себе заработали что надо.
– Это была не моя операция.
– Наша любимая отговорка, – снова засмеялся Йейтс. – Компания что-нибудь натворит, а мы все разводим руками и делаем вид, будто ни за что не отвечаем. Оставили Бирму без сои-про – мы отошли в сторонку и сказали, что споры об интеллектуальной собственности – не по нашей части. А люди голодают точно так же. – Он затянулся, выпустил клуб дыма. – Сказать по правде, не понимаю, как такие, как ты, могут спокойно спать.
– Просто. Молюсь Ною, святому Франциску и благодарю Бога за то, что мы пока на шаг впереди пузырчатой ржи.
– Ну так что теперь – закроешь завод?
– Нет, разумеется. Производство пружин пусть себе идет.
– Вот как? – оживился Йейтс.
Андерсон только пожал плечами:
– Хорошее прикрытие.
Тлеющий кончик сигареты обжигает руку, Андерсон выбрасывает окурок на дорогу, потирает большой и указательный пальцы. Лао Гу крутит педали, прокладывая путь сквозь плотное движение. Мимо плывет Бангкок, Город божественных воплощений.
Монахи в одеждах шафранового цвета бредут по тротуарам, прикрываясь черными зонтами. В монастырскую школу стайками бегут дети – толкаются, теснятся, хохочут, что-то кричат друг дружке. Уличные торговцы широко раскидывают руки, увешанные гирляндами из бархатцев – подношениями храму, – и поднимают повыше над головами блестящие на солнце амулеты преподобных монахов, которые защищают от всего подряд – от бесплодия до чесоточной плесени. На передвижных лотках с едой шипит и дымится горячее масло, попахивает ферментированной рыбой; под ногами покупателей мерцают силуэты чеширов, которые громко мяукают в ожидании объедков.
Высоко над улицей смутно маячат старые башни времен Экспансии, одетые в лианы и плесень; окна давно выбиты, каменные кости дочиста обглоданы, обшивка вспучивается на солнце. Жить в них невозможно – ни лифтов, ни кондиционеров. Сквозь поры в стенах местами валит черный дым от костров на сухом навозе – беженцы из Малайи пекут лепешки-чапати и наспех заваривают кофе, пока не налетели белые кители, не взяли штурмом душный небоскреб и не избили самовольных захватчиков.
Посреди дороги сидят согнувшиеся в глубоком поклоне беженцы с севера, с угольной войны, и протягивают кверху руки – отточенный жест, просьба о помощи. Поток велосипедов, рикш и запряженных в повозки мегадонтов обтекает их, как речная вода – валуны на стремнине. Губы и носы нищих будто головками цветной капусты покрыты густой бахромой шрамов фагана, зубы черны от бетеля. Андерсон бросает к их ногам деньги и, проезжая мимо, чуть кивает в ответ на благодарные ваи[5].
Вскоре впереди возникают беленые стены и узкие проезды промышленного района фарангов. Склады и фабрики стоят тесно, в воздухе пахнет солью и гниющей рыбой. Длинные улицы будто сплошь обросли коростой – везде сидят торговцы, прикрываясь от страшного солнечного пекла кусками брезента и одеял. Чуть дальше видны шлюзы и укрепления дамбы короля Рамы XII, которая сдерживает мощь голубого океана.
Трудно постоянно не вспоминать об этих высоких стенах и о том, с какой силой давит на них вода; трудно представлять себе Город божественных воплощений и не думать о катастрофе, только и ждущей своего часа. Но тайцы упорны, они затратили массу усилий на то, чтобы спасти священный город Крунг-Тхеп[6] от потопа. Работающие на угле насосы, постоянное укрепление дамбы и искренняя вера в мудрость правящей династии Чакри помогают им пока держать в узде ту мощь, что поглотила Нью-Йорк, Рангун, Мумбаи и Новый Орлеан.
5