– Кун, это все Бангкокский тигр. Он – настоящее бедствие, землетрясение, цунами. Откуда я мог знать…
– До чего мне надоело твое вранье! Думаешь, раз я фаранг, то тупой? Думаешь, не вижу, как ты колдуешь над бухгалтерскими книгами? Как хитришь, лжешь, вынюхиваешь…
– Я не лгу…
– Мне плевать на твои объяснения и отговорки. Ты мне дерьмо в уши льешь! Меня не волнует, что ты там говоришь, думаешь и предполагаешь. Меня волнует только результат. Чтобы через неделю на конвейере была надежность в сорок процентов, или убирайся назад в башни к своим желтобилетникам. Вот такие у тебя варианты. Даю месяц, а потом выпинываю под зад и беру другого управляющего.
– Кун…
– Ты меня хорошо понял?
Хок Сен понуро опустил голову, радуясь, что это существо не видит его лица.
– Хорошо, Лэйк-сяншен. Все будет, как вы сказали.
Заморский демон вышел из конторы, не дослушав. Старик был так этим оскорблен, что уже собирался плеснуть на сейфы кислотой, забрать оттуда все документы, и, только дойдя до них, кое-как унял ярость.
Случись на фабрике вредительство, укради кто-нибудь бумаги – на него подумали бы в первую очередь. Раз он намерен хорошо устроиться в королевстве, марать свое имя ему больше нельзя. Белым кителям не надо особого повода, чтобы лишить желтобилетника последних прав и вышвырнуть нищего китайца вон из страны прямо в руки фундаменталистов. Терпение. Продержаться на этом, тамади, заводе еще один день.
Поэтому Хок Сен берется за дело: гоняет рабочих, дает добро на дорогой ремонт, подмазывает кого надо – в ход идут даже запасы личных, когда-то ловко присвоенных им денег; лишь бы мистер Лэйк не начал требовать большего, лишь бы этот заморский, тамади, демон не стер его в порошок. Трудяги испытывают конвейер, драят старые детали и разыскивают по городу тиковый ствол для главного вала.
Через Чаня-хохотуна он пообещал награду каждому желтобилетнику, кто раздобудет в руинах, оставшихся с эпохи Экспансии, материалы, если те помогут восстановить фабрику раньше, чем придут муссоны и по реке сюда сплавят дерево для оси.
Хок Сен страшно нервничает: его замысел должен был вот-вот осуществиться, а теперь все зависит от конвейера, который никогда толком не работал, и от людей, которые ничего не умеют. Он уже готов пойти на шантаж и рассказать этому, тамади, демону, что – спасибо Лао Гу – в курсе его неофициальной жизни, что знает обо всех визитах в библиотеки, старые дома. И о необычайном интересе к семенам растений.
Но самое странное и поразительное – Лао Гу летел к нему с этой новостью сломя голову – это пружинщица. Нелегальный генетический хлам. Девушка, к которой мистер Лэйк привязался, как наркоман, и сохнет по ней. Которая, по словами рикши, бывает у него в постели, причем постоянно.
Потрясающе. Отвратительно.
И весьма кстати.
Но это оружие станет последним доводом, если мистер Лэйк и в самом деле решит его выгнать. Пусть Лао Гу и дальше подслушивает, высматривает и вынюхивает – ради этого Хок Сен и пристроил его на работу. Не стоит лишать себя козырей в порыве злости. Поэтому старик, чувствуя, что не просто потерял лицо, но и позволил втоптать его в грязь, все же скачет перед заморским демоном, как клоунская обезьянка.
Скорчив кислую мину, он шагает по фабрике за Китом – снова где-то что-то произошло. Проблемы. Вечно возникают проблемы.
В цехе шумно – идет ремонт. Половину главного привода выдрали из-под пола и уже установили обратно. У дальней стены девять монахов-буддистов монотонно поют, обматывают все подряд священной веревкой-сайсином, молят заполонивших фабрику пхи позволить ей работать хорошо; те – по большей части духи умерших в эпоху Свертывания – ужасно злы на тайцев, которые работают на фарангов. Глядя на монахов, Хок Сен делает недовольное лицо, подсчитывая затраты.
– Что на этот раз? – спрашивает он, протискиваясь мимо вырубного пресса и ныряя под конвейер.
– Вот смотрите, кун.
В теплом сыром воздухе висит густой солоноватый смрад водорослей. Кит показывает на ряд из трех дюжин открытых ванн: вода в них покрыта густой зеленой пеной, работница собирает ее сетью, размазывает по большому, в человеческий рост, сушильному ситу и поднимает на веревках под потолок к сотням таких же.
– В резервуарах загрязнение.
– Правда? – Хок Сен, скрывая отвращение, разглядывает ванны. – И в чем же проблема?
В самых чистых баках слой пены – пушистой, ярко-зеленой – не меньше шести дюймов, от нее идет чувственный аромат морской воды, жизни; по полупрозрачным стенкам бегут струйки воды и, испарившись, оставляют на полу соляные разводы в форме цветов. Поток еще годных водорослей стекает по дренажному каналу к ржавым стальным решеткам и исчезает в темноте.