Хок Сен нервно переступает с ноги на ногу.
– Да.
– Покажи, как оно работает.
Старик удивленно поднимает брови:
– Разве еще не начали заводить?
– Так покажи сам.
– Опасаетесь западни? Думаете – бомба с лезвиями? Ну нет, я не в игры пришел играть, а за делом. – Он смотрит по сторонам. – Не могли бы вы позвать закрутчика? Давайте вместе поглядим, сколько джоулей он туда зарядит. Закрутите и сами все увидите. Но только очень осторожно – она не такая эластичная, как обычные пружины, – у нее свой скручивающий момент. Ронять нельзя. – Хок Сен машет молодому слуге. – Эй, ты, ставь в мотальный станок, посмотрим, сколько джоулей сможешь в нее впихнуть.
Тот нерешительно смотрит на Навозного Царя, получает добро и устанавливает коробочку с пружиной в похожее на велосипед устройство.
В деревьях шелестит легкий морской ветерок.
Тут Хок Сена снова охватывает беспокойство. Баньят заверил его, что это хорошая пружина, прошедшая контроль, а не из тех, которые всегда ломаются, едва начинаешь заводить; сказал, из какой именно кучи брать. Но теперь, когда слуга уже готов налечь на педали, его гложут сомнения: если он ошибся, если ошибся Баньят – а тот погиб под ногой обезумевшего мегадонта и подтвердить – в последний раз – не успел… Правда, Хок Сен и так был уверен… И все же…
Началось. Старик замирает. У слуги на лбу проступают капельки пота. Чувствуя необычное сопротивление, он удивленно смотрит на Навозного Царя и его гостя и переключает скорость. Педали вертятся – сперва медленно, потом быстрее. Нажимая на них все сильнее, юноша постоянно подстраивает передачу – заряжает и заряжает пружину энергией.
Толстяк задумчиво произносит:
– Я знал человека, который работал на твоей фабрике – несколько лет назад. Он так богатствами не разбрасывался, своих собратьев-желтобилетников так не обхаживал. – И, помолчав немного, продолжает: – Я, конечно, понимаю, что его ради часов убили белые кители – избили и обчистили прямо на улице за то, что вышел в комендантский час.
Хок Сен только пожимает плечами, а сам гонит от себя воспоминания о человеке, который кровавым мешком лежит на мостовой, умирает и просит помочь.
Навозный Царь глядит на него многозначительно:
– И вот теперь ты работаешь на ту же компанию. Не похоже это на случайное совпадение.
Старик молчит.
– Собакотраху стоило бы быть поосмотрительнее. Опасный ты человек.
Хок Сен решительно мотает головой:
– Я лишь хочу вернуть себе то, что когда-то имел.
А слуга по-прежнему крутит педали, заправляет джоули, втискивает в маленькую коробочку все больше и больше энергии. Навозный Царь старается не показывать удивление, но смотрит, широко раскрыв глаза: любая другая пружина того же размера давно бы перестала заводиться. Велостанок протяжно скрипит.
– Этот всю ночь будет ее накручивать. Тут нужен мегадонт.
– Как так выходит?
– Новая смазка – позволяет сворачивать металл гораздо туже, причем тот не переклинивает и не лопается.
– Потрясающе…
– Если скручивать более подходящей силой – с помощью мегадонта или мула, – переход калорий в джоули выйдет почти стопроцентный.
Навозный Царь глядит, как слуга вращает педали, и улыбается.
– Проверим мы твою пружину. Если отдает энергию так же хорошо, как принимает, – будет тебе корабль. Неси чертежи с документами. Вот с такими люблю иметь дело. – Он приказывает подать выпивку. – За нового партнера!
У Хок Сена будто гора с плеч падает. В первый раз за долгое время, прошедшее с тех пор, как в переулке его руки залила кровь, как тот человек просил, но не получил пощады, старик чувствует вкус спиртного, и ему это приятно.
13
Джайди вспоминает, как впервые увидел Чайю. Он только что закончил бой, один из своих первых, с кем именно – уже позабыл, но как сходит с ринга, как его поздравляют, говорят, что в движениях превзошел самого Най Кан Тома[65], – сейчас представляет очень ясно. Тем вечером они с друзьями выпили лао-лао и высыпали на улицу – хохотали, гоняли мяч для сепак такро, куролесили, наслаждались победой и жизнью.
Тогда-то и повстречалась ему Чайя: она закрывала ставнями фасад родительского магазинчика, где продавались бархатцы и недавно восстановленный жасмин для храмовых церемоний. Он улыбнулся ей. Девушка посмотрела на пьяную компанию с неприязнью, однако Джайди пронзило острое чувство, будто они были знакомы в прошлой жизни и наконец встретили друг друга – свою любовь и судьбу.
Он смотрел на нее ошеломленно, и друзья это заметили – и Суттипонг, и Джайпорн, и остальные. Все приятели умерли во время эпидемии лилового гребешка – рванули сжигать деревни, где вспыхнула болезнь, и погибли. Но Джайди помнит и их самих, и как шутили над его глупо-влюбленным взглядом. А Чайя окатила молодого бойца презрением и прогнала.