Наверху, по камням, стучит осенний дождь.
Пора.
Последние несколько ступенек Нораг проползает на четвереньках и долго стоит так, стараясь отдышаться, лишь потом тяжело поднимается, хватаясь за стену.
Кружится голова. Холодно…
Хёнрир уже ждет его. Там, внизу.
— Эй! — кричит Нораг. Выходит хрипло и глухо, но Хёнрир слышит, машет в ответ.
Молодой лесной лорд Синего Дома ждет у самой стены, без коня и доспехов. Говорят, доспехи ему ни к чему, он неуязвим, его защищает сам Лес. А здоровенный черный конь Хёнрира боится свиста арбалетных стрел… любой бы испугался, когда стрелы выбивают землю из-под копыт. Поэтому лорд ходит пешком. Каждый день.
— Доброе утро, комендант! — приветствует он. — Погодка чудесная!
Хёнрир ждет давно, вымок насквозь, цепочки следов в одну и в другую сторону — натоптал по грязи. Надоела лорду эта морока?
— Чудесная, — отзывается Нораг. Долго орать не хватает сил, начинает першить в горле. — Зачем ты пришел?
— Решил прогуляться перед завтраком. Для аппетита!
Издевается Хёнрир, весело ему. Вроде и не кричит, а слышно его отлично, так, что зависть берет. Нораг все горло уже сорвал.
— Убирайся!
— Подожди, не торопись! Ты еще даже не стрелял!
Нораг скрипит зубами, тянется за арбалетом.
— Подожди, — говорит Хёнрир, на этот раз без всякого веселья. — Я пришел сказать, что время вышло. Либо завтра утром ты сдаешь город, и тогда я гарантирую жизнь всем. Либо я выпускаю тварей. Лесу нужна свежая кровь.
Вот и все. Шельда была права.
Нораг не торопясь перехватывает арбалет удобнее, цепляет крюком тетиву, натягивает с усилием, едва не упав — нога подворачивается в стремени. Вскидывает к плечу.
— Мой ответ остался прежним, — кричит он.
В-ш-ших, свистит тетива.
Нораг стреляет каждый раз, ни на что не рассчитывая, и каждый раз промахивается. Никудышный из него стрелок… Но сейчас… Удар!
Хёнрир покачивается, отступая, рука скользит вдоль бока, сжимаются пальцы. Попал?! Стрелу Нораг заметил не сразу, и не в боку лесного лорда, а сзади, в земле. Оперение из белого стало алым. Стрела прошила тело насквозь. Хёнрир стоит все так же спокойно и ровно, может чуть более ровно, чуть менее свободно, чем раньше.
Алая… Алая, значит, у него кровь, кто бы мог подумать. А говорят, Хёнрир давно тварь.
— Попал! Молодец! — Хёнрир кричит отрывисто, машет ладонью, пальцы в крови. — До завтра время есть. Думай.
Потом поворачивается и идет назад.
— Крысы, — цедит Хёнрир сквозь зубы.
Он нависает над магистратом черной грозовой громадой.
Презрение. Даже не злость, одно презрение застыло в его глазах.
Магистрат съеживается перед ним, втянув голову в плечи, редкие седые волосы нелепо треплются на ветру.
— Мы хотим перейти под протекторат Леса, господин, — повторяет он. — Мы хотим сдаться. Мы все хотим сдаться. Мы признаем вашу власть, господин, и готовы…
— А он? — Хёнрир не желает слушать, показывая рукой в сторону.
Там, в центре площади, на невысоком помосте, стоит столб. К столбу привязан Нораг, раздетый догола. Жертвенный баран.
— Он… он не хотел, — у магистрата отчаянно трясутся губы.
— Какие же вы крысы!
Широким размашистым шагом Хёнрир пересекает площадь, запрыгивает на помост. Натужно скрипят доски.
— Доброе утро, комендант, — говорит тихо. — Давно хотел посмотреть на тебя вблизи.
Нораг поднимает на него глаза… синие… льдисто-голубые, ясные, на осунувшемся сером лице.
— Смотри.
Губы у Норага тоже совсем синие от холода. А колени распухшие, воспаленные, темно-бордовые. Стоять он уже не может, держится лишь — тяжело повиснув на веревках.
— Так значит, защита была не твоя? — говорит Хёнрир, скорее даже обращаясь не к Норагу, а к каким-то своим мыслям. — Кто помогал тебе?
— Амулеты, — в голосе Норага ясно слышен сарказм. — Древние амулеты Йорлинга.
— Нет, — Хёнрир качает головой. — Я ни разу не видел амулетов такой силы, тем более узконаправленных, почти не дающих постороннего фона. Это живой источник.
— Ты еще много чего не видел, лесной лорд. Мир огромен.
Нораг усмехается, хотя его трясет от холода.
— Верю, — соглашается Хёнрир. — Кто помогает тебе?
— Ты будешь меня пытать? — спрашивает Нораг.
Хёнрир долго, молча, смотрит на него, раздумывая.
— Да, — говорит, наконец. — Буду. Прикажу отвести тебя в лагерь. Хотя, думаю, упрямства тебе не занимать и ты просто молча сдохнешь под пытками. Но попробовать стоит. Даже притом, что защита твоя личная, и кто бы не помогал тебе, он защищал только тебя, не пытаясь оградить город. Но я бы не хотел нарваться на это снова.