Эйдо хмыкнул только, не убедил его Яромир.
«Вечно он со своими сомнениями… Настроение только портит. Ну, пусть переведут — придумаем что-нибудь. Главное: Змей смеялся. Ожил он, человеком снова хочет быть, а не духом мщения».
10. Приговоренные
Все на свете можно исправить, кроме смерти.
Суфи Гару не стал спорить с ним, это было ни к чему. У бывшего куратора, а ныне — советника, имелись фактические доказательства, и он не замедлил продемонстрировать их Дани.
Видео и аудиозаписи, прочие результаты скрытого наблюдения за «объектом»… Всё было предельно ясно. И ясность эта как будто корчила рожи, издевалась над Дани… Как же всё мерзко оказалось, отвратительно. И ужаснее всего то, что он сам во всем виноват.
… У неё был… как же это называется… Дани никак не мог вспомнить… зазор между передними верхними зубами. И родинка на щеке. Сейчас это большая редкость — родинки, тем более, на лице. И грудь у неё была полной, округлой. Всё это не соответствовало нынешним модным стандартам, но её родители — отец был высокопоставленным чиновником из Серого Города — не захотели слепо следовать моде, хоть и заказали для единственной дочери очень дорогую «ф-про».
Звали её Роза. Долгожданный любимый ребенок… Её растили, как трепетный цветок, — оберегали, холили и лелеяли, баловали до невозможности. Она и выросла похожей на самую настоящую розу: роскошный бархатный бутон и острые шипы…
Дани проводил её медицинское обследование. Вообще-то, он не занимался подобными вещами, но отец Розы так кланялся, так униженно просил… Мол, девушка вошла в брачный возраст, нужно, чтобы все документы были подготовлены наилучшим образом, а медицинское обследование, проведенное самим Дин-Хадаром… что может быть лучше, надежнее? Тем более, Дани Дин-Хадара называют самым талантливым в семье, после деда, разумеется. «О, все так говорят, что Вы… Вы слишком скромны!» Это будет очень престижно — пройти обследование именно у Дани, документы, выданные им, поспособствуют заключению выгодной партии для Розы. «О, Вы только посмотрите на мою девочку! Разве она не достойна самого, самого лучшего?! А я ничего ради неё не пожалею!»
Дани посмотрел… и согласился провести обследование.
Кто ещё кого обследовал! Роза рассматривала его, пожалуй, даже ещё более откровенно, чем когда-то в студии мальчики из Флорес. Дани же, наоборот, чувствовал себя неловко, глядя на её обнаженное тело. Это было странно, он ведь давно привык к виду обнаженных тел. А тут — смущался. Роза замечала его смущение и смеялась — низким хрипловатым смехом, тоже немодным, сейчас в фаворе были чистые высокие голоса…
Она вертелась и извивалась, когда он прикасался к ней, а её полная грудь при этом ходила ходуном.
— Ай! Щекотно! — взвизгивала она и снова заливалась смехом. — У Вас перчатки щекотные, не могли бы Вы снять их?
И Дани снял. Сначала перчатки, потом — с её помощью — всё остальное…
… Дани было не просто хорошо с ней, и, уж точно, дело было не в сексе… не только в сексе… С Розой он чувствовал себя… свободным.
Она была избалованной и нахальной, ни манер, ни этикета. Она безвкусно одевалась и вульгарно громко хохотала. Она вся была… не такая, как принято… сплошное нарушение правил, воплощенное в нестандартно, немодно красивом теле. И связь их была нарушением, вызовом всему этому холодному, серому, скучному миру, этой жизни, затянутой в тугой корсет строгих правил… Этот тайный бунт опьянял Дани, кружил голову, ему казалось, что ничего больше не нужно, что вот это и есть — настоящая жизнь, а все эти россказни о предназначении — шелуха, сорванная и выметенная порывом свежего ветра… Он так долго терпел. И так быстро избавился. И теперь ничего не страшно. Так ему казалось… Затмение какое-то, временное помрачение рассудка…
Он почти перестал бывать у Эстэли. А когда тот, всё-таки, зазвал Дани к себе… Дани не выдержал, так невыносимо хотелось поделиться с кем-нибудь этим своим новым состоянием. Вот он и рассказал Эстэли. И даже показал Розу — фотографию и свой рисунок.
Эстэли тогда сдвинул тонкие брови:
— Ты видишь её не такой, какая она на самом деле. У тебя она… что-то возвышенное, свободолюбивое… А на фото — хищница, жадная и хитрая. Она тебе лжет.
Дани не рассердился, он в тот момент не мог сердиться — настолько его переполняли новые ощущения. Поэтому он только отмахнулся благодушно:
— Эстэли, ты ревнуешь. Я долго не был у тебя, но это не причина…
— Это не из-за ревности, — Эстэли почти кричал, чего с ним никогда раньше не бывало. — Говорю тебе — она хищница! Это чувства, а в чувствах я уж понимаю лучше тебя!