— Переживает, значит, — непонятно как догадывается женщина. — Тогда, тем более, — лишний народ ему ни к чему будет. А я, как и обещала, буду навещать вас, готовить, или еще, может, чем помочь…
— Спасибо, — Яромир вкладывает в это слово всё, что сейчас испытывает — благодарность за дом, за теплую улыбку и теплые слова, за мудрый совет…
…Когда она уходит, Яромир ещё раз осматривает дом. Свой дом. Трогает деревянную мебель, вслушивается в шум моря, вдыхает свежий, горьковатый запах листвы… Выходит на порог…
…Теплое море. Солнце яркое — глазам больно. Трава — сочная, мягкая, будто зеленый ковер расстелили. «Я нашел это место, мама».
…Свой дом. Не казарма. Не комнатушка в борделе, а дом. Светлый, уютный. Почти как настоящий. Почти. Потому, что настоящий — это там, где ждут.
Он не знал, что это будет так… Даже не трудно, а попросту невозможно.
Всё то же самое, что и на Элпис. «Чтобы не оставалось рубцов» — так ему объяснили. Но могли бы и не объяснять. Та же аппаратура, те же препараты, тот же способ применения — ректально, а как же ещё…
Конечно, он знал, какое лечение полагается в его случае: антибиотики и курс процедур. И знал, какие именно процедуры. Но одно дело — быть в роли врача, и совсем другое… спустить штаны и лечь на живот… Он не смог этого сделать.
Его успокаивали, уговаривали, объясняли (они же не знают, что он врач, а он и не скажет теперь, иначе — стыда не оберешься), но всё было напрасно. Он сидел на кушетке, сжавшись, сгорбившись, обхватив себя руками, и смотрел немигающим взглядом на эту самую аппаратуру.
Мысленно он обругал себя последними словами, это же глупо, в самом деле, не может быть, чтобы он боялся… «Это совсем не больно» — уверяли его. «Знаю» — думал он в ответ, приказывал себе и… не мог двинуться с места.
И только когда они сказали, что ему нужно «побеседовать со специалистом»… только тогда он смог заставить себя. Что угодно, только не психиатры! Тот, давний страх, оказался сильнее.
Однако, под конец процедуры — действительно, безболезненной — его трясло, а по щекам катились слезы. Девушки-медсестры ласково успокаивали его… Позор…
Но худшее ждало его в общей палате на четырех человек. К несчастью, раны остальных были легче, по крайней мере — им самим так казалось. И они очень любили поговорить… и отличались чудовищным, совершенно ненормальным любопытством…
Всё это — сочувственные, а то и откровенно жалостливые взгляды, участливые осторожные расспросы — было невозможно, невыносимо мучительно для него, это казалось даже более унизительным, чем само насилие. «Пострадавший», «жертва изнасилования»… Он не хотел быть жертвой. Он — Дин-Хадар, амир… бывший, ладно… Но он один из высших, выдающийся хирург… Он не жертва!
Он ненавидел этот госпиталь, ненавидел «Руку помощи», в том числе и за то, что эта самая помощь была ему необходима…
Все, чего Дани хотелось сейчас — чтобы лечение поскорее закончилось. А потом… Оформят необходимые документы? Очень хорошо. Он даже согласен оставить эту чужую идиотскую фамилию — Айри — лишь бы побыстрее стать дееспособным. Помогут связаться с родными или друзьями? Отлично! На Доминго его ждет суфи Гару. Ждет любимая работа, открытия, победы, слава… Всё это снова у него будет. И новая незнакомая обстановка пойдет на пользу. Он сумеет убедить себя, что просто получил серьезные телесные повреждения, не больше. А потом, когда сделает пластику, уберет все шрамы… Со временем он и вовсе забудет, вычеркнет из жизни это… этот… случай.
Одно только не давало покоя. «А как же Эстэли? Его тоже вычеркнуть?»
…Он даже не удивился, когда на пороге его палаты вновь возникла высоченная фигура. Было бы странно, если бы причина всего этого… всего, что с ним происходило… оставалась в стороне.
Конечно, можно было не идти с ним. Снова отвернуться. И даже больше — попросить не подпускать к нему этого человека. И остаться в палате, где несчастные жертвы делятся друг с другом своими бедами и переживаниями. «Нет!» Дани укорял себя за малодушие, но понимал, что не сможет дальше тут оставаться, не выдержит… Лучше Шоно. В его взгляде Дани заметил желание… Животное, грязное животное! Но вызывать желание — это ведь лучше, намного лучше, чем вызывать жалость.
Так и быть, он пойдет с этим хищником. Потому, что не пойти — это худшая пытка. Всего лишь выбор из двух зол…
Он старался не смотреть на Шоно, который уверенно вел кар. Дани смотрел в окно, на море и солнце. Краски были пронзительно яркими, а воздух таким свежим, что кружилась голова. Ильм показался перед Дани в своем самом нарядном облике, завлекал его, пытался влюбить в себя. «Ничего у тебя не выйдет!» — отвечал ему Дани. — «Все равно — уеду!» но этот чистый, наивный мирок отчего-то не верил ему и никак не хотел сдаваться. Пока Дани шел к дому, ветерок в листве нашептывал, убеждал: «Посмотри! Разве не прекрасно?» «Нет!» — отрезал Дани и вошел в дом.