Долгие часы борьбы. Целая вечность… Он соединял тончайшие волокна ниточки под названием «жизнь»…
У него получилось. И профессор Бьярни сказал, что для него честь работать с Дани… И Дани улыбался — устало и счастливо. Потому, что сделал самое важное открытие в своей жизни. Суфи Гару, слава, победы… Не то. Настоящее — произошло только что, он одержал победу над смертью. Это и есть его предназначение, о котором ему твердили с детства, и которое он нашел сейчас и здесь. Предназначение… То, ради чего он живет…
… Сегодня мир улыбался ему, и он улыбался в ответ. Всем. Даже здоровенному глупому солдафону, который нужен лишь для того, чтобы отвезти Дани домой… А может, ещё зачем-то нужен… Так, по мелочи…
Что это с ним сегодня? Не фыркает, не ворчит… Улыбнулся даже. А как он улыбается, а! Точно, солнышко златоглазое!
… Яромир помыл кар, поставил его в гараж, сам умылся и переоделся, прошел на кухню… Блин, чудеса продолжались! Дани нарезал мясо тонкими ломтиками и кидал на сковородку. И ловко ведь ножом-то орудует! Хотя — да, он же у себя там всю дорогу с этим… скальпелем… А теперь вот и готовить как-то успел научиться.
Яромир так засмотрелся на стряпающего Дани, что не заметил при входе табурет, задел ногой, и тот с грохотом свалился. Дани вздрогнул от неожиданности, неосторожное движение ножом — и… кровь из разрезанной ладони хлещет на стол, на чертово мясо, будь оно неладно!
— Уй, блин… то есть, прости… напугал… Я сейчас, я принесу, чтоб остановить, перевязать…
Яромир приволакивает всю домашнюю аптечку, вытряхивает на стол всё её содержимое…
— Не суетись, — вполне добродушно останавливает его Дани. — Я сам разберусь, в конце концов, это не смертельно.
Но Яромир продолжает есть себя поедом — под ноги надо было смотреть, как же он теперь, он же врач, ему руки в целости нужны…
— Тебе одной рукой неловко. А я не такой уж чурбан, не впервой порезы обрабатывать.
И Дани сдается, протягивает ему руку. Яромир всё сделал, как надо, и руку-то уже отпустить можно… Да загляделся на голубые жилки под тонкой кожей… А потом — как затмение нашло. Приник губами к этим жилкам… И Дани… не оттолкнул, не отнял руку… И от этого Яромира совсем в жар кинуло, осмелел, прошелся губами выше, к локотку, распалился ещё больше — хотя, куда уж больше-то — притянул Дани к себе и… и врезался в стену от сильного толчка.
Он едва не выругался. Так, по привычке… Но слова застряли в глотке, когда посмотрел на Дани. В золотых глазах — не страх даже, а смертный ужас…
Но уже через секунду перед ним снова был тот Дани, которого он привык видеть. Не сегодняшний, чудесный и улыбчивый, а вчерашний — холодно-надменный. И этот Дани произнес:
— Прошу прощения. Я позволил лишнее… себе и тебе. Этого больше не повторится.
… Ужина не получилось. Чудеса закончились. Яромир вышвырнул проклятое мясо. Ни в чем не виноватое мясо… Некого винить, сам все испортил. И всегда всё портит.
«Он только-только оттаивать начал, а я… Лапать полез, не терпелось… И что теперь?.. Можно, конечно, опять лбом об стену, да толку… Лучше приготовлю ему чай с молоком и медом. Он любит…»
15. Вместе
Последний месяц весны.
В это время на Ильме начинается сезон штормов. И у спасателей изрядно прибавляется работы. Вот и сейчас… сигнал бедствия был получен с рыбацкого судна, промышлявшего на севере.
В Кайсе, откуда они вылетели всего полчаса назад, был ласковый солнечный денек, а здесь — на черном небе то и дело сверкали молнии, а внизу бесновалось такое же черное море, словно гигантское живое существо, разозленное, неистово-яростное. Это буйство стихии было одновременно и ужасающим, и величественным, прекрасным даже. Вот ведь: жутко смотреть, а глаз не оторвать — как завороженный… Яромир, кажется, начал понимать местных моряков…
Рыбаков спасли всех. А старенькое суденышко прямо у них на глазах заглотила пучина. Яромир смотрел на старика-капитана, который тихо стонал, обхватив голову руками. Двое его сыновей стояли рядом в угрюмом молчании. Казалось, они и не рады, что спаслись. Но Яромир уже прожил на Ильме полтора года и начал понимать, что к чему. Он знал наверняка, что старика и его семью не ждет голодная смерть, и из дома их не выгонят. Здесь всё не так, как на Элпис… Капитан получит страховку, тут все суда застрахованы, сыновья его быстро найдут работу — на Ильме с этим нет проблем, здесь не особенно торопятся заменять рабочие руки автоматикой. А старику даже полагается по возрасту… эта, как её… пенсия. Всего этого бы хватило на Элпис, чтобы не горевать по погибшей собственности. Но на Ильме… Беда заключалась в другом. Суденышко было маленьким и старым, полученные по страховке деньги не позволят построить новое. А значит, чтобы выходить в море, придется наниматься на работу. Парней-то сразу возьмут, понятно, а старика побоятся, хоть и опытный, да мало ли что — возраст, всё-таки. И старый моряк станет жить на пенсию, ухаживать за садом и домом… Или найдет работу в какой-нибудь рыболовецкой конторе, будет подсчитывать чужой улов… Встречать и провожать чужие суда, стоя на берегу… Яромиру пришло в голову, что лучше б он этого всего не понимал, потому что он никак не мог придумать, чем утешить старика, какие слова подобрать…