Мейнард Гейл и его дочь вошли в кабинет так тихо, что Уилсон заметил их присутствие лишь тогда, когда случайно поднял голову.
— Вы просили нас зайти, — сказал Гейл.
— Взгляните, — предложил Уилсон, — сначала вот на эту. Остальные — увеличенные изображения. Взгляните и скажите, что вы думаете.
— Меловой период, мистер Уилсон, — произнес Гейл, тщательно изучив снимки. — Где была сделана фотография? И откуда взялось чудовище?
— Фотограф снимал инопланетянина. В решающий момент тот исчез.
— Чудовище исчезло?
— Да. Это второй известный мне случай. Возможно, были еще, но я знаю только о двух.
— Что ж, — проговорил Гейл, — вполне возможно. Они настолько отличаются от нас… Те, которые вырвались из туннеля, переместились во времени, причем переход должен был занять не более доли секунды. Наверно, им хватило. — Он содрогнулся. — Но если так, если они обрели способность свободно путешествовать во времени, смогли так быстро освоить то, на что у нас ушли десятилетия, значит, поистине чудо, что мы сумели противостоять им на протяжении двадцати лет. Они, должно быть, играли с нами, развлекались, забавлялись, как кошка с мышью. Они оставляли нас про запас.
— Мне кажется, вы несколько преувеличиваете.
— Не знаю, может быть. Так или иначе вам следует побеседовать с доктором Вулфом. Он, вероятно, даст квалифицированное объяснение.
— Но у вас сомнений нет?
— Нет, — подтвердил Гейл. — Это не розыгрыш?
— Тому Мэннингу можно доверять, — сказал Уилсон. — Мы вместе работали в «Вашингтон пост», часто сиживали за одним столиком в баре, словом, были как братья, пока меня не назначили сюда. У него не столь извращенное чувство юмора. Да и Бентли я заподозрить не могу. Он молится на свои камеры, и у него не поднимется рука использовать их ради недостойной цели. Он и вправду молится им, каждый вечер, перед тем, как лечь спать.
— Таким образом, мы имеем неоспоримое доказательство того, что чудовища убегают в прошлое, предвосхищая наши намерения.
— Думаю, да, — согласился Уилсон. — Мне требовалось услышать ваше мнение, поскольку вы знаете инопланетян куда лучше нашего.
— Но от разговора с Вулфом вы не отказываетесь?
— Нет, конечно, нет.
— Мистер Уилсон, мы, собственно, хотели бы кое-что с вами обсудить. Говоря «мы», я подразумеваю себя и свою дочь.
— Что именно?
— Мы вас приглашаем, — сказал Гейл. — Возможно, вы отвергаете наше приглашение, возможно, даже оскорбитесь. Однако многие другие, как мне кажется, приняли бы его с радостью. На мой взгляд, оно чрезвычайно привлекательно. Простите мою неуклюжесть, я очень волнуюсь. Мы приглашаем вас с собой в миоцен. Присоединяйтесь к нашей группе. Мы будем искренне рады.
Уилсон не шелохнулся. Он пытался найти нужные слова, но они не шли на язык.
— Вы наш первый и, быть может, единственный друг, — прибавила Элис. — Вы помогли нам с бриллиантами и вообще столько для нас сделали! — Она быстро подошла к столу, наклонилась и поцеловала Уилсона.
— Не торопитесь отвечать, — сказал Гейл. — Вам, наверное, необходимо подумать. Если вы откажетесь, мы больше не станем об этом заговаривать. Помимо всего прочего мы исходили из тех соображений, что вы, люди настоящего, все-таки последуете за нами через временные туннели. Я надеюсь на лучшее, однако, по-моему, вам не суждено избежать того кризиса, который сокрушил общество наших предков, то есть опять-таки вас.
— Не знаю, — выдавил наконец Уилсон. — Честное слово, не знаю. Дайте мне собраться с мыслями.
— Конечно, конечно, — отозвался Гейл.
— Я рассчитываю на ваше согласие, — прошептала Элис на ухо Уилсону.
И они ушли — так же тихо, незаметно, как и появились. В кабинет исподволь проникали сумерки. В приемной раздавался стук пишущей машинки; иногда он прекращался — видимо, тот, кто печатал, искал подходящее слово. У стены приглушенно стрекотали телетайпы. На аппарате Джуди посверкивал один световой индикатор. Нет, не Джуди, поправил себя Уилсон. Джуди улетела в Огайо, и теперь аппарат будет принадлежать кому-то другому. Джуди, воскликнул он мысленно. Джуди! Господи Боже, что на тебя нашло? Зачем ты улетела?!
Без нее было так одиноко. До сих пор он просто-напросто не подозревал, что она для него значит. Джуди оберегала его от одиночества, которое он ощущал даже в компании тех, кого числил среди своих друзей. А рядом с ней всякое одиночество казалось пустой выдумкой; самая мысль о том, что она где-то поблизости, веселила сердце. Однако Огайо не столь уж далеко. В наши дни понятие расстояния сократилось до пределов от силы полутора десятка часов в самолете. К тому же существуют почта и телеграф, да и телефоны пока работают. Уилсон попробовал вообразить себе текст письма к Джуди, но скоро сообразил, что писать все равно не станет.
Зазвонил телефон.
— Заседание кончилось, — раздался в трубке голос Ким. — Президент ждет.
— Спасибо, Ким, — сказал Уилсон.
За делами он совсем было запамятовал о том, что просил о встрече с Хендерсоном. Прошло не так уж много времени, но столько всего случилось, что забыть было ничуть не мудрено.
— Извините, что заставил вас ждать, Стив, — проговорил президент, когда Уилсон вошел в кабинет. — Министры буквально забросали меня вопросами. Что у вас?
— Пятнадцать минут назад я бы огорошил вас неприятными вестями, сэр, — усмехнулся Уилсон, — но сейчас положение слегка улучшилось. Но начну с неприятного. Ходят разные слухи про ООН…
— А, предложение русских.
— Да. Мне звонил Том Мэннинг. Его корреспондент в Нью-Йорке, Макс Хейл — вы, наверно, его знаете…
— Лично не знаком, но статьи читал. Здравомыслящий журналист.
— Хейлу сообщили, что русские будут настаивать на ядерной бомбардировке районов, где предположительно могут находиться чудовища.
— Я ожидал чего-то подобного, — сказал президент. — Но им не удастся провести такую резолюцию.
— Мне представляется, теперь это уже неважно, — заметил Уилсон. — Важно вот что. — Он положил на президентский стол фотографии. — Работа Бентли Прайса.
— Прайс, Прайс, — протянул президент. — Тот, который…
— Он самый. Пьет как сапожник, зато фотограф первоклассный, я бы сказал — лучший из всех.
— Стив, — президент взглянул на верхний снимок и нахмурился, — я не уверен, что понимаю.
— Сейчас объясню, сэр. Собственно…
Хендерсон внимательно, ни разу не перебив, выслушал пресс-секретаря и спросил:
— По-вашему, так оно и есть?
— Полагаю, что да, сэр. Гейл согласен со мной. Он предложил на всякий случай побеседовать с Вулфом, но сам, похоже, не сомневается. Тогда наша задача выпихнуть туда всех, по крайней мере большую часть, а остальные потянутся следом. Если бы они были многочисленнее, а мы не превосходили вооружением людей из будущего, инопланетяне, вероятно, постарались бы закрепиться здесь. В конце концов, мы — достойные противники, с нами приятно сражаться. Однако они, я думаю, понимают, что обречены. В меловом же периоде им будет где развернуться. Никакого тебе огнестрельного оружия, зато противники как на подбор: тиранозавры и все их милые родственнички, трицератопсы, плезиозавры и прочие. Ни намека на стрельбу, сплошь рукопашные. Мне кажется, это придется им по нраву. Какая победа — свалить этакого колосса!
— Насколько я помню, — произнес президент после непродолжительного молчания, — ученые так и не установили наверняка, отчего вымерли динозавры. Выходит, мы знаем ответ?
— Может быть, сэр, — откликнулся Уилсон.
Президент взялся было за телефон, но потом убрал руку.
— Нет, — сказал он. — Федор Морозов порядочный человек. Он только выполнял поручение своего правительства. Пожалуй, не стоит звонить ему. Пускай узнает обо всем из газет, равно как и Совет Безопасности. Посмотрим, посмотрим.