(Сильно ударилась… видимо…)
Высокий широкоплечий с длинными сверкающими, словно снег, волосами. Это лицо с заостренным подбородком и большими миндалевидными глазами, повторившее мой рисунок до мельчайших деталей, потрясло меня до глубины души. Вархаэриус был облачен в кожаный тёмно-коричневый плащ, придуманный пару часов назад мной же, белую рубашку, черные облегающие брюки, сапоги, а за плечами маячила рукоять длинного двуручного меча, добавленного уже перед самым выходом.
Вархаэриусу, по всей видимости, было абсолютно наплевать на то, что он, в принципе, не мог существовать, потому что он невозмутимо разглядывал меня. Последней каплей накрывшего меня абсурда стал тот факт, что нарисованный мной персонаж висел в воздухе. То есть он не стоял на тротуаре, подошвы его ног не касались земли. И я уставилась на эти ноги, зависшие над заснеженной поверхностью.
Не знаю, сколько я пялилась на эти ноги. Немного очнулась, когда почувствовала, как непреодолимая сила дернула меня вверх, и я зависла над землей, а перед моими глазами теперь маячило бледное лицо Вархаэриуса.
До меня смутно стало доходить, что он держит меня за воротник куртки. Просто держит меня над землей одной из своих лапищ. Глаза цвета стали не выражали никаких эмоций, просто уставились на меня.
Как ни странно, но я не испытала в те мгновения ничего кроме удивления и любопытства. Уж очень хотелось потрогать его искрящиеся в темноте волосы.
Глупое желание. И о чем я только думала тогда, зависнув над землей, удерживаемая огромной лапищей существа, которого я придумала сама?
(А, ничего так, добавить несколько шрамов и вполне себе), — примерно об этом.
Странная аура окружала это создание. Находившись к нему так близко, я не ощущала его присутствия. Будто передо мной никого и не было. Ну, и оно нормально, наверное, все же это мой глюк. Да?
Но глюк отпускать меня не хотел, а я медленно стала понимать, что, кажется, все, что происходит сейчас — реально.
В одно из тягучих мгновений сознание мое стало предельно ясным, такого со мной раньше никогда не было. Я вдруг с крайней педантичностью начала отмечать мельчайшие детали происходящего. Словно мир вдруг замедлился, а я наоборот ускорилась по максимуму. На его бледной коже я разглядела тонкий ветвящийся узор, похожий на древние руны или что-то типа того. Узор мерцал едва различимым красным светом.
(Я такого не рисовала.)
Рука, которой он держал меня, была изуродована, она выглядела так, словно вовсе не принадлежала ему. Кожа на ней была покрыта какими-то странными пластинами.
(И это тоже придумала не я.)
Когда я это заметила, почему-то вспомнились мифы о драконах. Мне показалось, что у драконов должна была быть именно такая кожа. Суставы были крупными и узловатыми. И, хоть я и не могла разглядеть, но по неизвестной причине знала, что пальцы на этой руке должны заканчиваться твердыми острыми когтями.
Пушистые снежинки опускались на его руку и лицо и тут же таяли, испаряясь без следа, даже капель не оставалось от них.
Я подняла лицо и встретилась с его глазами.
(И откуда же ты прилетел?)
В сознании всплыли картинки пейзажей, отличающихся от земных. Мне стало неуютно. Я поежилась.
И тут в очередной раз что-то неуловимо изменилось. В глазах, глядящих на меня с безразличием, мелькнуло что-то наподобие замешательства, но это длилось всего краткое мгновение, а затем они налились яростью, дикой всепоглощающей.
Его губы исказились подобием звериного оскала. На мгновение мне удалось рассмотреть острые клыки.
(А вот я до этого почему-то не додумалась…), — еще успела огорчиться.
А в следующую секунду он швырнул меня куда-то в сторону. Прочь из уютного пространства, освещенного светом фонаря.
Я увидела чернильное небо перед глазами и спускающиеся с него снежинки. Затем раздался оглушительный визг тормозящих по асфальту шин автомобиля. Дернулся ослепляющий свет фар. И стало нестерпимо больно. Боль затопила все, словно море, унося прочь воспоминания. Унося прочь всю мою жизнь. Наверное, так бывает, когда умираешь…
Я запомнила белый потолок и ломаную линию на нем, видимо, это была трещина в штукатурке. Помнила, как лежала на жесткой абсолютно плоской поверхности, и было отчаянно больно, но я не могла кричать. Только жадно хватала губами воздух, который отказывался проникать в мои легкие, превратившись в густое тягучее пламя.
Потом перед глазами проплывали пылающие шары света, наверное, лампочки на потолке в больничном коридоре. Сквозь отчаяние и панику до меня дошло, что везут в операционную. Подняли с носилок, переложили на операционный стол.