Джоанна взяла кружку, подняла ее в насмешливом приветствии Хейде:
— Раз тайная полиция прибыла, считайте, что вы на допросе. Какие преступные замыслы лелеем?
— Да обычные безобразия.
Но тут у Хейды кончились остроумные ответы, и это было удачно: когда Хейду начинало нести, могло стать очень неловко.
Были обычные шуточки для взрослых насчет Тами и Уилма — которые на самом деле оказались, по сути, правдой.
— Да мы тут просто рассуждали насчет «Группы изучения катастрофы».
— Ага.
Джоанна поставила пиво на стол.
— А что это? — спросила Равна. — Звучит жуть до чего официально, а я думала, что в курсе всего «жуть до чего официального».
— Да это только потому… — начала Хейда, но ее перебила, выручив, Эльспа Латтерби:
— Это три громких слова, за которыми приличное умение принимать желаемое за действительное. — Никто ничего не сказал, и Эльспа, пожав плечами, заговорила дальше: — Понимаете, мадам…
— Эльспа, прошу тебя, называй меня Равна.
Вот всегда я это говорю, а некоторые, как Эльспа, всегда забывают.
— Да, прошу прощения, Равна. Так вот, я говорю, что вы со Стальными Когтями сделали все, чтобы заменить нам родителей. Я знаю, как много Резчица и Свежеватель-Тиратект тратили на нашу Академию. И мы изо всех сил стараемся реализоваться — в этом мире. Самые молодые из нас вполне довольны. — У нее на лице мелькнула улыбка. — У моей сестренки есть Бизли и людские товарищи для игр. У нее есть я, и она не очень помнит наших родных. Гери эта планета представляется чудесной.
Равна наклонила голову:
— Все так. Но для старших здешняя жизнь — это эпилог к какому-то холокосту?
Сама Равна часто видела ее именно так.
Эльспа кивнула:
— Наверное, это неправильно, но так многие думают. Не все, конечно. Мы помним родителей и цивилизацию — неудивительно, что некоторым из нас потеря так горька. У катастроф бывает такой эффект, когда никто из живущих за них не отвечает.
Джефри не дал себе труда брать человеческий стул, а сел на насест, который обычно используют Стальные Когти. Оттуда он смотрел мрачно.
И неудивительно, что такие люди называют себя «Группой изучения катастрофы», — сказал он.
Равна улыбнулась всем:
— Я полагаю, все мы раньше или позже перебывали членами этого клуба — те из нас, кто серьезно относится к новейшей истории.
Элемент бармена ушел, и Амди возник весь вокруг двух столов — голова там, голова здесь, частично взобрался на высокие табуреты. Он любил смотреть со всех сторон — и его было достаточно, чтобы это хорошо получалось. Двое на стульях склонили головы набок, но голос Амди шел будто отовсюду.
— Так что это получается немножко похоже на меня и некоторые другие эксперименты господина Булата. Очень много жизней ушло на наше создание. Я вышел отлично, может быть, но остальные все еще в жутком состоянии. Иногда мы собираемся и стонем-плачем, как нас жутко обижали. Но вряд ли мы можем с этим что-то сделать.
— Ты прав, Амди, — кивнула Эльспа. — Но ты хотя бы можешь за это ненавидеть конкретное чудовище.
— А у нас, — сказала Равна, — есть для того Погибель. Она чудовищнее всего, что может себе представить ум любого жителя Края. Мы знаем, что битва с этим злом убила ваших родителей в Страумском царстве и косвенно погубила Сьяндру Кей. Чтобы преградить путь Погибели, много цивилизаций в Галактике принесли себя в жертву.
Все покачали головами, а один из мальчиков, Овин Верринг, ответил:
— Мы этого знать не можем.
— О'кей, в последнем мы не можем быть уверены. Разрушение было так обширно, что разрушило и наши возможности его измерить. Но…
— Нет, я вот о чем: мы вообще мало что можем об этом знать. Вот смотрите: наши родители были учеными. Они вели исследования в Нижнем Переходе — место опасное. Они играли с неизвестным.
«Все правильно понимаешь, мальчик», — подумала Равна.
— Но это делают миллионы других рас, — продолжал Овин. — Наиболее обычный способ рождения новой Силы. Мой отец решил, что сам Страум в конце концов колонизирует покинутую систему какого-нибудь коричневого карлика в Нижнем Переходе и мы тоже перейдем. Он говорил, что мы, страумеры, всегда стремились в неведомое, что мы — те, кто рискует. —
Очевидно, он заметил смену выражения на лице Равны и заторопился: — А потом что-то получилось очень плохо, не так, как думали. И это тоже не могло не случаться с тысячами рас. Экспедиции вроде нашей Верхней Лаборатории часто бывали либо поглощены тем, что живет Там, либо просто уничтожены. Иногда погибала и исходная звездная система. Но что случилось с нами — что заставило нас спуститься Сюда? Это не вяжется с тем, что мы знаем о той ситуации.
— Я… — Равна осеклась. Как это сказать? «Ваши родители были жадными, небрежными, и им исключительно не повезло»?Она любила этих детишек — ну, почти всех, и готова была сделать почти все, чтобы их всех защитить, но когда она на них смотрела, иногда думала только о том, до какой катастрофы довела их жадность родителей. Она посмотрела на Джоанну, ища помощи.
И как часто бывало, когда приходилось туго, Джоанна бросилась в прорыв:
— Я немножко больше помню, чем большинство из нас, Овин. Я помню, как родители готовили наше бегство. Верхняя Лаборатория — это не была обычная попытка Перехода. У нас был брошенный архив, мы занимались археологией самих Сил…
— Мне это известно, Джоанна, — перебил Овин несколько резко.
— И этот архив пробудился. Мои родители знали о возможности, что нас водят за нос. Да, я понимаю, это знали все взрослые. Но в конце концов мои сообразили, что риски выше очевидного. Мы откопали что-то такое, что могло быть угрозой Самим Силам.
— И они тебе такое сказали?
— Не тогда. На самом деле я не знаю точно, как папа с мамой сумели провести все приготовления. Изначально нас, Детей, было триста. Каким-то образом вытащили гибернаторы из медицинского хранилища, погрузили на контейнеровоз. Как-то выписали нас всех из школы — вы это все помните.
Кивающие головы.
— Если это просыпалась Сила, она бы не могла не заметить, что задумали твои родители.
— Я… — Джоанна осеклась. — Ты прав. Их должны были поймать. Должны были быть и другие, работающие с ними для организации нашего бегства.
— Я ничего не заметила, — сказала Хейда.
— И я, — добавил чей-то голос.
— И я, — сказал Овин. — Помните, как мы жили? Временно герметизированные обитаемые станции, на голове друг у друга? Я видел, что мои родители стали раздражительными, ну, перепуганными. Но не было места для каких-то тайных операций. Кажется разумным — и это один из аргументов «Группы изучения катастрофы», — что наше бегство было просто ходом в Чьей-то игре.
— В Академии мы говорили о Контрмере, Овин. Вам действительно была оказана особая помощь. В конечном счете именно Контрмера… — с участием Фама и Старика, — преградила путь Погибели.
— Да, сударыня, — ответил Овин. — Но это и показывает, как мало мы знаем и о героях, и о злодеях. Мы застряли Здесь. И мы — те, кто старше других, — чувствуем, что потеряли все. А по официальной истории вполне можно было бы героев и злодеев поменять местами.
— Да? И кто же распространяет такую чушь?
Равна не сдержалась, слова выскочили сами. Вот тебе и бархатное руководство.
Овин как-то сжался.
— Да никто конкретно.
— Да? А те трое, с которыми я сейчас разминулась на лестнице?
Джефри заерзал на табуретке:
— На лестнице ты и меня встретила, Равна. А эти трое просто повторяли сплетни. С тем же успехом можно обвинить нас всех.
— Если это «просто каждый», то кто придумал название «Группа изучения катастрофы»? Кто-то за этим стоит, и я хочу знать…
Она почувствовала прикосновение к рукаву. Джоанна подержала руку секунду — достаточно, чтобы прервать поток гневных слов. Потом девушка сказала: