— Даже здесь давка, — сказал Лонси. — На улицах люди погибали бы в ней. Кроме того, Ее Высочество совершит показательную посадку.
— Лиринне? — фамильярно уточнил Кентаяс, и Лонси покоробило.
— Да, — сухо сказал маг и отвернулся. — Ее Высочество Лириния.
— А зачем? — спросил горец. — И где тот великий воин, которого добыла для вас Юцинеле?
Лонси подавился вздохом.
— Штань и шкажи, как у тебя напишано, — раздраженно отозвалась горянка. — Перед дверью штань и шкажи.
Лонси закусил губу. Он смотрел то на камень, то на копию манускрипта: схемы не было, одни только возвышенные фразы, и вывести из них точное руководство он не смог бы даже при большом желании. Что делать?..
И пришла спасительная мысль, унизительная, но ясная и почти веселая: а они здесь не для того, чтобы сделать как следует. Они, поддельный маг с поддельной принцессой, для того, чтобы ритуал прошел вкривь и вкось, неловко и наспех, чтобы в древние схемы, как песчинка в шестерни часов, попала ошибка. Чтобы дверь не открылась.
А раз так — пусть будет по слову Неле.
Лонси, согнав с лица кривую улыбку, встал перед отмеченным камнем. Подумал и отошел на пять шагов. Открыл рот…
…моргнул.
Горянка прошла мимо него. Скрючилась в три погибели, заглядывая внутрь усыпальницы. Маг еще дочитывал положенные слова, не чувствуя языка, заикаясь, обливаясь потом, а Неле уже деловито обнюхивала раскрывшийся вход.
Ничего не случится.
— …во имя магий земли и неба, плоти и духа, малого и большого, — бормотал Лонси, — прииди, восстань, совершись. Окончен спокойный сон, начался день деяний. Именем могущественнейшего света, некогда противопоставившего тебя эманациям зла как щит, как меч, как средоточие добродетели, именем его требую и умоляю. Я, маг Лонсирем Кеви из Ройста — именем Каэтана…
— Шлюньтяй ты, Лонши, — пренебрежительно донеслось из усыпальницы. — Я же шкажала — читай текшт. И вшо.
«Это нечестно! — завопил внутри у Лонси перепуганный мальчик, обманутый и осмеянный уличной шпаной, — так не договаривались!»
«Успокойся! — ответил он себе, пытаясь дышать реже. — Это всего лишь дверь. Печать написана на Третьей магии. Ты и сам мог бы ее открыть. Это еще ничего не значит. Ничего не случится».
Неле вылезла наружу.
— Пахнет штранно, — сказала поддельная принцесса, выпрямившись и отряхивая руки.
Лонси все никак не мог прийти в себя.
— Ну… он там много веков…
— То-то и оно. Лекарштвом каким-то пахнет. Чишто.
Маг встрепенулся и тоже осторожно заглянул в темный провал — Неле по пояс, а ему чуть ниже. Из темноты тянуло свежим холодом, но не подземной сыростью и не духом зимы, а чем-то… и впрямь медицинским.
Отгоняя нелепые мысли, Лонси встряхнулся и попытался выстроить хоть какое-то подобие плана.
— Ну дальше что? — дернула его девчонка.
— Что? — оторопело повторил маг, и его пнули.
— Дальше что? — прошипела горянка. — Ш этой ушипальней? Что делать надо?
— Забираться внутрь… — полууверенно сказал Лонси. Лезть во мрак по узкому ходу не хотелось.
Неле его опередила.
— Летят! Летят! — завопил кто-то совсем рядом и, неуклюже топая, побежал на вершину холма — любоваться проходом рыцарской эскадрильи. Лонси обернулся на шум. Длинноволосый студент в кожаной куртке приплясывал, задрав голову, и тыкал пальцем в горизонт.
— Видишь? Видишь? — разорялся он, — самый первый! У крыла белый конец!
Невозможно было что-либо различить, и сначала Лонси решил, что глаза у студента дальнозоркие, но вспомнил: и так всем известно, кто ведет эскадрилью. Вокруг зашумели, повторяя имя и титул, повставали на ноги, запрокинули головы. Лонси тоже поднялся. Только таянцы остались сидеть, равнодушные напоказ.
— Это у тебя конец, — грубо отвечали студенту, — а у крыла угол! — и кто-то заливался хохотом.
Небесный грохот нарастал, заглушая все звуки. Офицеры оцепления, стоявшие по краям авиаполя, дали залп из ручниц — не боевой, а праздничный, выбросивший в ясные небеса многоцветный фейерверк вместо сокрушительной мощи «белых молний». Лонси невольно ахнул, когда все вокруг, от земли до неба, облеклось в громадный неосязаемый букет волшебных цветов.
И в тот же миг, рассекая блистающие лепестки, над полем пронеслись атомники.
Головы поворотились одинаковым движением — вслед за ними.