Каэтан не сожалел о себе. Он сожалел о другом. «Трое держались целые сутки, - думал Маг Выси. – Я один, меня уже почти не осталось. Но то, что осталось, не хочет уйти без толку».
Он помедлил еще немного. Вдохнул сладкого летнего ветра, съел ягоду земляники.
Потом встал и поднял лицо.
- Девочка моя светлая, - сказал Каэтан на языке мертвого племени, глядя в необъятную, осиянную бездну неба. – У тебя ровно одна минута. Мир твой прекрасен. Посмотри на него.
Потом он пропал, а Лаанга остался. Великий маг лежал на припеке и ел щавель. Плакал маленький дух.
Беззащитный, бессмертный, не имевший смысла и цели, сидел дух спиной к господину, страшась обернуться к величайшему на земле горю, и дрожащим голоском допевал длинную, как жизнь, уаррскую балладу, сложенную северной тоской и южной радостью обреченных. Дух плакал и пел:
...Говорят, что славой мы себя покрыли.
Ничего не помню, кроме мглы кровавой,
И еще того, что мы не отступили».
Конь поводит ухом, твердым бьет копытом,
Шепчутся деревья, солнце пышет зноем.
Спешился владыка, и на глазах у свиты
Поклонился земно павшему герою.
Над родной сторонкой солнце ярко светит...
- Цыц, - сказал Лаанга.
Маленький дух осекся и навострил уши. Поозиравшись и принюхавшись, он вытянул шею и приподнялся: из-за рощицы, спускавшейся, как мох по стволу, по склону далекой сопки, длинными прыжками несся матерый волк – серебряный исполин из рода Великих волков Севера. За ним следовал второй, не уступавший вожаку в росте. Дух почесал в затылке. Если расстояние не обманывало глаз, волки эти вымахали даже не с телят – с быков. В древности, говорили сказки, большой волк мог добыть даже дракона, подкравшись к спящему с подветренной стороны. Не верилось, что и теперь встречаются подобные великаны.
Лаанга встал и склонил голову.
Дух в недоумении заморгал и старательно сощурился.
На спине волка-вожака угадывалась хрупкая фигурка в черном плаще.
Дух тихонько улыбнулся, покопался немного в памяти и снова запел. Забытое наречие пробудилось, как древнее сокровище из кургана. Двадцать тысячелетий назад девушки пели на свадьбе родителей Лаанги:
- Груди ее украшены златом и серебром, руки ее черны от жирной земли. Сердце созвездий покинуло лунный дом, в солнечный дом его увели...
- Замолчи, - сказал Лаанга.
Волк приближался. Дух пригляделся, пискнул, сообразив, что к чему, и от стыда провалился под землю. Оправдать его могло лишь одно: хотя вокруг некроманта хватало поднятых мертвецов, доселе ни одному из них не кланялся некромант.
Даже в летней шерсти северным волкам было тяжело от нийярской жары. Поднявшись на вершину сопки, они обнюхали Лаангу, удостоверились, что с всадницей все хорошо, и заторопились к ручью.
Некромант плюхнулся на землю, снизу вверх глядя на гостью.
Та улыбнулась.
В черной сухой плоти ее мерцали выложенные золотой и серебряной проволокой знаки: «небесный исток», «непреклонные звезды», «любовь». Тонкое, как кость, запястье под краем широкого рукава отяжеляли мужские золотые часы.
Лаанга вздохнул. Вторым, духовным зрением он мог видеть истинный облик явившейся – и не мог его видеть: вихрь белого света, окружавшего северянку, слепил.
- Ты опрометчива, - проворчал маг. - Не можешь удержаться?
Гостья вопросительно склонила голову к плечу.
- Слухи потекли по деревням, - сказал некромант. - Увидеть тебя – к счастью, прикосновение твое исцеляет, воля твоя вершит чудеса. Люди уже взывают к тебе.
Мертвая девушка коснулась пальцем щеки, на которой пылала золотая «любовь»; рукав соскользнул, на циферблате часов сверкнул блик.
- Пока я существую и способна слышать – отчего же им не взывать?
Лаанга пригорюнился, разглядывая ближнюю ромашку.
- Людей много, - брюзгливо сказал он. – Им все время чего-то не хватает. С ними постоянно случаются неприятности. Когда заходит спор об их праве видеть рассвет, я сам готов встать на их защиту. Но ты утираешь им носы. Какой в этом прок?
Северная Звезда покачала головой.
- Пока Арсет стоит лицом к смерти...
- ...кто-то должен прикрывать ей спину? – утомленно закончил Лаанга. – Помню, помню...
- Кто-то должен утешать, спасать и заботиться, - сказала Алива. – Не все руки предназначены для меча.
- Ты тратишь себя безоглядно, - с горечью сказал некромант.
- Это называется иначе.
Лаанга вздохнул.
- Зачем ты здесь?
Алива протянула руку; на пальцы к ней опустилась лазоревая бабочка.
- Удержать твою надежду, - сказала мертвая княжна. – Она готова тебя покинуть.
- Ладно, ладно, - грубовато сказал Лаанга. – Я прожил достаточно долго, чтобы запомнить, чем кончается жизнь. Я, вообще говоря, некромант. Я не зачахну с тоски.
Княжна взглянула ему в глаза, и у мага вырвалось ругательство. Лаанга оскалился и отвернулся.
- У тебя не было друга ближе, - сказала княжна.
- Замолчи.
- Нет дурного в том, чтобы это сказать.
Лаанга резко выдохнул.
- Он... – выдавил маг сквозь зубы, - Каэтан сказал, чтобы я не вздумал его поднимать.
- И правильно, - кивнула Алива. – Неужели вам стала бы в радость такая дружба? Закончи лучше его дело.
Лаанга закрыл лицо руками.
- Зачем ты здесь? – повторил он спустя какое-то время другим голосом.
Княжна помолчала, глядя вдаль. В час смерти Каэтана стих ветер, но на горизонте, над далеким морем, собиралась гроза, и солнце грело все жарче. Воздух дрожал и плыл, цветы и листья застыли в истоме.
- Среди любви есть одна любовь, что сильнее, - сказала Северная Звезда. – Среди надежд – еще одна, которую я должна удержать. Мне нужно в Рескидду, Лаанга. Но во плоти я с этим делом не справлюсь. Срок жизни моего тела теперь в самом деле закончен. Верни его земле.
Глаза Лаанги расширились, он хотел возразить, но не сказал ни слова.
Сняв с запястья часы, Алива подала их ему. Он глянул на циферблат, искривил рот в неопределенной гримасе, снова перевел взгляд на мертвую княжну. Алива кивнула и улыбнулась.
Великий некромант поднял ладонь и легонько двинул вперед, точно отталкивая что-то невидимое.
Из зарослей показались волки, растерянно сели наземь. Один зарычал.
Лазоревая бабочка вспорхнула с черного рукава княжны и живым огоньком опустилась на травы, предсказывая близкий дождь.
Я взял Данву за плечо и вывел наверх; Эррет в спешке вылетела следом за нами. В холле особняка бело в глазах становилось от солнца, бившего в окна; после неживого света заклятий солнечные лучи ободряли, точно глоток свежего воздуха. Данва была бледна. В случившемся я не усматривал ее вины или недосмотра, но она полагала иначе. Кажется, Тень Юга готовилась к вспышке моего гнева; я не удержался от усмешки. Я не мог позволить себе подобные чувства.
- Разведданные, - сказала Фиррат. – Совершенно секретно. Группировки аллендорских войск начинают развертывание вдоль северной границы Ожерелья.
Эррет беззвучно вскрикнула.
- Но как? – прошептала она. – Почему? Зачем?!
Я помолчал.
- Уведомить Младшую Мать, что я готов прибыть для аудиенции в самом скором времени. Господина Ярита она уведомит сама. Срочное послание наивысшей приоритетности Ее Величеству Лумирет и принцу-консорту. Подготовить разрыв пространства для немедленного перемещения в Уарру.
- Мори... – выговорила Эррет.
- Лумирет – не Ликрит Железноликая, - сказал я устало. – Военная мощь Ожерелья не может сравниться с аллендорской. Есть вероятность, что Ройст навязал царице договоренности на своих условиях. Я допускаю, что Лумирет пошла на уступки, желая избежать столкновения. Тогда мы немедленно эвакуируемся в Тысячебашенный, и пусть бесы поберут Лаангу.
Фиррат молчала. Ее люди были мастерами своего дела, Тень Юга отдавала приказы в полвзгляда: косилась через плечо, едва приметно кивала, и очередной агент исчезал с глаз.