Слабо улыбаясь, Леон Жаклеон несколько раз хлопнул в ладоши. Ему протянули странный грибообразный предмет. «Э, да я уже видел такой! — вспомнил Хлюпик. — Иннот говорил, он как-то связан с радио». Шум понемногу стихал. Леон Жаклеон стоял неподвижно, слегка опустив голову. Но вот рука его медленно поднялась, поднося чёрный гриб к самому рту, и он запел неожиданно тонким и гнусавым голосом:
— Я не папонт, я не мамонт, я обыч-ный глу-пый шлямонт…
Скрытые динамики многократно усиливали звук. Зрители разразились одобрительными возгласами. Хлюпик сморщился — казалось, у него сейчас отвалятся уши.
— И не папы, и не мамы не найдут мо-ей пи-жа-мы… — продолжал выводить артист, совершая некие телодвижения нижней половиной туловища.
«Это же чушь несусветная!» — сердито подумал Хлюпик и коснулся плеча Адиррозы.
— Давай уйдём!
— Ты что?!! — Девушка круглыми от изумления глазами посмотрела на него.
— Да ты послушай, что он поёт!
— Ах, пижама! Где же, где же! Как найдём, тотчас раз-ре-жем…
— А что, тебе не нравится? Хлю, я хочу послушать! — отмахнулась Адирроза.
Хлюпик стал проталкиваться подальше от сцены. Отдышавшись немного, он прислонился к фальшборту. В этот момент над палубой скользнуло нечто, похожее на клок тумана. Хлюпик удивлённо огляделся.
Дирижабль плыл среди облаков. Белые, золотистые, розовато-кремовые эфемерные башни вздувались справа и слева. Прямо на глазах смоукера клотик одной из горизонтальных мачт прошёл сквозь пухлый бок, вытягивая за собой длинные белёсые пряди. Хлюпик зачарованно смотрел на неторопливо свершающиеся метаморфозы. Музыка продолжала греметь за его спиной, но она теперь не имела никакого значения. И он совсем не удивился, когда из туманной мглы внизу показалась вдруг округлая тёмно-серая туша — словно спина сказочного воздушного кита, неспешно поднявшегося из таинственных глубин…
«Тяжёлая Дума» беззвучно вышла из облаков всего в десятой кабельтова от «Махагонии» — Колбассер, как всегда, был точен. Музыка вдруг рассыпалась и смолкла; лишь скрипка выводила несколько секунд изумительной красоты мелодию в полной тишине. Послышались недоуменные возгласы. Хлюпик заметил, как разом побледнели командор и старпом — смертельной, меловой бледностью. Остальные недоуменно рассматривали страшного гостя. По сравнению с белоснежной красавицей «Махагонией» «Тяжёлая Дума» казалась искупавшейся в болоте прокажённой. Зеленовато-серые разводы покрывали всё: изъязвлённые дырами паруса, мачты, баллон и корпус гондолы. На палубе корабля не было видно ни души.
— Духи предков! Это корабль-призрак! — громко ахнул дамский голос в центре толпы.
И будто в ответ откуда-то из недр чудовища раздался пронзительный скрип талей, а на корме появился и стал рывками подниматься зловещий чёрный флаг. Не веря своим глазам, Хлюпик рассматривал намалёванный на нём огромный половой член со скрещёнными внизу костями.
— Обезьянские пираты!!! — взвились голоса. — Это обезьянские пираты! Ёкарный Глаз!
И словно имя вожака флибустьеров было тайным знаком, в борту «Тяжёлой Думы» вдруг разом распахнулись неприметные люки. Захлопали катапульты, и дождь фекалий обрушился на празднично одетую толпу.
То, что произошло потом, описать невозможно. В небе над «Махагонией» повис долгий вибрирующий многоголосый стон. С ног до головы забрызганные нечистотами, содрогаясь в рвотных спазмах, люди бросились бежать. Со стороны лестниц слышались короткие вопли придавленных. Поскальзываясь на блевотине и падая, пассажиры поднимались и ползли на четвереньках, скребя ногтями вмиг ставшую скользкой палубу.
Леон Жаклеон скорчился в позе эмбриона посередине сцены — судя по всему, он потерял сознание от омерзительной вони. Старпом, сложившись вдвое, как перочинный нож, извергал содержимое желудка на палубу. Командор Блэвэ остановившимся взглядом смотрел в пространство. Огромные бурые и жёлтые пятна расплывались по его белоснежному кителю; на кончике носа повисла мутная капля.
— Этого не может быть! — прошептал он с невыразимой мукой в голосе. — Этого просто не может быть!!!
— Проклятые обезьянцы! — простонал старпом в перерыве между приступами рвоты. — Вечно они… Что-нибудь… Придумают, ооооох-х!!!
Он рухнул навзничь и забился в судорогах. На губах выступила пена.
Стоявшего ближе всего к пиратским говномётам Хлюпика буквально смело этим залпом — он отлетел на несколько шагов и заскользил по палубе прямо под ноги обезумевшей толпе. Уворачиваясь от мечущихся в слепой панике пассажиров и стараясь дышать только ртом, он высматривал Адиррозу. Наконец, он увидел её — у самой сцены. Стоя на четвереньках, сипапоккула избавлялась от завтрака. «Как же она всё-таки красива! — успел подумать Хлюпик. — Даже когда её тошнит!» Тут его самого вывернуло наизнанку. А на палубу «Махагонии» с гиканьем и свистом съезжали по канатам обезьянские пираты — «Тяжёлая Дума» взяла суперлайнер на абордаж.
Ведьма целеустремлённо шаркала по городским улицам. Чёрный кот бежал рядом, стараясь не отставать — несмотря на протез, скорость у Перегниды была крейсерская. «Бедные мои короткие лапки, — подумал кот. — Бедные, бедные, бедные…»
— «В „Дерибассе“ можно найти всё, в „Дерибассе“ можно найти всё», — раздражённо передразнила кого-то ведьма. — В этом долбаном «Дерибассе» действительно можно найти всё — кроме того, что нужно.
— Хозяйка! Мы уже в четырёх магазинах побывали! Может, хватит на сегодня?! — взмолился кот, выбрав момент, когда рядом не было прохожих.
— Что бы ты понимал! — сквозь зубы процедила Перегнида. — Мне просто необходима хорошая убивалка!
— Но тебе же предлагали стоеросовую дубинку! Тот небритый тип, помнишь? Зачем ты так с ним обошлась, хозяйка?
— Во-первых, он мне сразу не понравился. Чтоб ты знал, для ведьмы это вполне достаточный повод сделать то, что было сделано. А во-вторых, он назвал меня «старушенцией»! И гнусно ухмыльнулся при этом! Тут уж я просто вынуждена была наглядно продемонстрировать ему разницу между старушкой и женщиной в возрасте, но с молодою душой.
— Да я же не спорю… Но дубинку можно было и подобрать, когда оно уползло…
— Не люблю я эти стоеросины, — буркнула ведьма. — То ли дело хороший молот чёрного дерева! Таким ка-ак дашь — и мозги всмятку.
«Кое у кого здесь точно мозги всмятку», — подумал кот. Перегнида вдруг хмуро покосилась на него. Кот моментально принял самый невинный вид, какой только умел.
— Можно было бы воспользоваться чугунной сковородой, — пропустив группу прохожих, предложил кот. — Вполне традиционное оружие для ведьмы.
— Ты же видел, здесь продают только эти дурацкие жестянки с тефлоновым покрытием и непонятно какой ручкой! Да они развалятся при первом же ударе! Тоже мне, кухонные гуманисты! Да найди я сковородку приличной убойной силы, вопрос об оружии отпал бы моментально!
Ведьма свернула в узкий переулок — почти что щель между двумя высокими покосившимися домами. Мостовая тут вся была в выбоинах, между камнями брусчатки пробивалась чахлая белёсая трава.
— Что мы здесь-то делать будем, хозяйка? — удивлённо спросил кот.
— Сама не знаю, — призналась Перегнида. — Но что-то подсказывает мне заглянуть вон в ту лавчонку.
Ведьма толкнула облупившуюся щелястую дверь — ржавая пружина жалобно застонала — и оказалась в небольшом полуподвальном магазинчике. Тут продавали всяческую канцелярию — стопки бумаги громоздились до потолка, установленные наклонно деревянные лотки являли глазу тысячи одинаковых карандашей, скрепок, блокнотов. Пахло бумагой и мышами. Невысокий прилавок отделяла от покупателя сероватая кисейная занавеска. Назначение её Перегнида поняла не сразу — только после того, как в уши ей проник противный писк, а прямо на кончик носа спикировал малярийный комар. Ведьма сбила его щелчком.
— Всё летят и летят, госпожа, — кривобокий очкарик за прилавком нервно улыбнулся ведьме. — Приходится вот отгораживаться.