— Не может быть!
Посреди двора вставала, охая и держась обеими руками за поясницу, Перегнида. Иннот огляделся и заметил невдалеке свой молот. На заплетающихся ногах он подошёл к нему и взялся за рукоять. В ушах шумело. Перехватив молот поудобнее, каюкер выпрямился. Ведьма подняла трясущуюся руку. Указательный палец ходил ходуном. Иннот сделал отвращающий жест. Проклятие — слабенькое, максимум второй степени, рассыпалось по двору горстью быстро гаснущих красноватых огоньков. «Сначала пристукну её молотком, потом прижгу электричеством, — решил Иннот. — Конечно, с пожилыми людьми так не принято обращаться, но это, безусловно, особый случай». Тут дверь подъезда с громким скрипом открылась. Во двор вышли волки, все трое. Вожак всё ещё мотал головой и отфыркивался, двое других выглядели несколько растрёпанно. И тем не менее двигались они вполне целеустремлённо, беря каюкера в кольцо. Иннот быстро оглянулся и прикинул шансы удрать. Положение, похоже, становилось критическим. «Так, что у меня есть в запасе? Электричество — да, достаточно, чтобы устроить каюк всем троим; но только поодиночке. А они не дураки, чтобы нападать по одному. Есть ещё молот и… Да! Стеклянный шарик! Какой же я идиот! Я мог бы покончить со всем этим ещё в квартире! Ума не приложу, как это я не подорвался на нём, когда вылетел в окно! Повезло… Верно говорят, что дуракам везёт!» Теперь, однако, стекло было бесполезно. Впрочем, если успеть добежать до угла… Нет, не получится. Значит… Иннот рванулся вперёд, но тут же резко затормозил и с разворота хрястнул молотом кинувшегося ему на хребет оборотня. Удар получился ошеломительной силы. Нелепо растопыренное серебристое тело взлетело вверх почти до самой крыши — и смачно обрушилось на брусчатку. «Волшебство!» — понял Иннот, и в тот же миг Перегнида сипло каркнула:
— Волшебство! Это волшебный молот Мампы Хукка! Как он попал к тебе?!
«Мампа Хукк? Где же я слышал это имя?» — подумал Иннот, отмахиваясь от рычащих и шарахающихся оборотней. Словно молния, в мозгу его блеснуло воспоминание: университет, Афинофоно — и толстый, бородатый, похожий на грохманта профессор Шог. Внезапно Иннот понял, кто перед ним.
— Долборождь! — яростно крикнул он, пинками отшвыривая волков и бросаясь в атаку.
Готовая метнуть проклятие ведьма поперхнулась от удивления — и этого краткого мига Инноту хватило, чтобы добежать до неё и нанести удар. В последний момент Перегнида всё же успела отшатнуться, и тяжеленная головка молота задела её лишь вскользь; но и этого хватило. От удара глаза ведьмы выскочили из орбит; вставные челюсти буквально выстрелили изо рта и вцепились Инноту в нос. Перегниду отшвырнуло на несколько шагов, и она мешком костей рухнула на землю — как раз на то место, где из дворовой брусчатки выпирала круглая медная крышка канализационного люка.
«УАУМ!» — сказала крышка, проворачиваясь.
Мелькнул чёрный сапог ведьмы и её костяной протез. Затем крышка встала на место. Злая ведьма Перегнида, она же — экс-комиссар северянских партизан Марамбита Долборождь, исчезла в недрах вавилонской канализации.
В тот же миг Иннот почувствовал, как крепкие зубы вцепляются в рукоять чудо-оружия. Оборотень мотнул головой — и каюкера, оторвав от земли, шваркнуло о камни. Челюсть ведьмы звонко цокнула по брусчатке. А затем волк, не выпуская из зубов молота, развернулся и упругими прыжками скрылся в ночи. Второй оборотень последовал за первым. Стоя на четвереньках и держась за нос, каюкер с изумлением глядел им вслед.
Получасом позже в маленькую харчевню «Приют доходяги» ворвался посетитель. Момуар Чача, хозяин «Приюта» и его бессменный бармен, повидал за свою долгую жизнь немало странного — как и положено чудаку, привыкшему открывать своё заведение в десять вечера и закрываться утром, когда все нормальные люди только продирают глаза, припоминая, кто они и как здесь оказались. Первое, что отметил Чача, — юный незнакомец был изрядно помятым и донельзя возбуждённым. Чем ближе он подходил к стойке, тем выше задирались брови бармена. Пончо вошедшего, некогда светло-бежевое в крупную серую клетку, украшали прожжённые дыры и пыльные отпечатки; кое-где виднелись пятна крови. Нос его, и так не самых миниатюрных размеров, сильно распух. Руки, ноги и лицо покрывали десятки царапин и мелких порезов; во взъерошенной рыжей шевелюре поблёскивали крохотные осколки стекла. В общем, выглядел посетитель так, словно только что подрался с обезумевшей домашней кошкой — и был выкинут ею в окно. Несмотря на столь плачевный вид, настроение незнакомца, по-видимому, зашкаливало за отметку «отлично» — широкая довольная ухмылка не сходила с его физиономии. В руках его были довольно крупная барсетка, скорее даже миниатюрный саквояжик, и изящная стоеросовая трость с массивным костяным набалдашником, похожим на бильярдный шар. Непринуждённо устроившись на высоком табурете, гость брякнул трость поперёк стойки и весело подмигнул бармену.
Момуар Чача имел в запасе по меньшей мере десяток дежурных фраз, при помощи которых обычно общался со своими посетителями, не слишком напрягая при этом голову. Здесь было и сакраментальное «Погодка-то сегодня, а?», и нейтрально-доброжелательное «Что будем заказывать?», и, наконец, столь часто произносимое в Биг Бэби «А деньги у тебя есть?». Но какими словами и, главное, в каком тоне беседовать с этим человеком, Момуар Чача не представлял. Впрочем, незнакомец неплохо сам владел ситуацией. Раскрыв свой саквояжик, он покопался в нём и высыпал на стойку горсть серебряных и медных монеток — не слишком большую, но достаточную, чтобы разрешить по крайней мере один из мучивших хозяина вопросов. Поскольку клиент с деньгами — это клиент с деньгами, как бы он там ни выглядел, Момуар Чача изобразил на лице улыбку и осведомился:
— Что будем заказывать?
Он практически не сомневался, что гость потребует спиртного — самого крепкого, что у него есть. Но тот ткнул пальцем в тёмную шершавую доску, на которой мелом писалось сегодняшнее меню, и бросил:
— Всё это.
— Всё? — с некоторым сомнением в голосе уточнил Чача. — Так-таки всё?
— Ну да, — ухмыльнулся гость. — По большой тарелке каждого блюда. И не жалей подливы.
«Почему бы и нет? — меланхолично подумал Чача. — В конце концов, каждый имеет право на маленькие чудачества — если в состоянии за это заплатить». Он просунул голову за занавеску из крупных деревянных бус, отделявшую бар от кухни, и крикнул:
— Шматта, тащи сюда салаты — по тарелке каждого, и разогрей жареную рыбу!
— Подливу, подливу не забудь, — напомнил гость.
— Обязательно, — успокаивающе кивнул Чача. — Может быть, пока чего-нибудь выпить?
Посетитель помотал головой.
— Сначала еда.
С салатами он расправился играючи — не прошло и трёх минут, как обе тарелки были пусты и, кажется, даже вылизаны. Хозяин харчевни едва не присвистнул от удивления — порции он подавал отнюдь не лилипутские. К этому моменту подоспела и рыба — Шматта вынесла здоровенную глиняную миску, полную аппетитных золотистых карасей, и судок с подливой, знаменитым сырно-яично-петрушечным соусом, личным изобретением хозяина. Незнакомец радостно потёр ладони и с остервенением захрустел карасями. В этот момент он был до жути похож на огромного разбойного кота, вернувшегося с полной кровопролитных драк и любовных приключений прогулки и дорвавшегося, наконец, до своей миски. Рыба была уничтожена в мгновение ока, после чего гость поднял судок с соусом и опрокинул его в свой рот. Момуар Чача, глядя на это, только крякнул.
— Ну а когда же принесут всё остальное? — как ни в чём не бывало осведомился посетитель.
«Духи предков, неужели ему мало?!» — подумал хозяин.
— Жаркое будет готовиться минут двадцать, — предупредил он.
— Годится. А пока…
— Выпить? — с готовностью подхватил Чача.
— Нет. У вас ведь наверняка ещё остался салат? Тот, что с раками и шампиньонами, особенно хорош. Я бы съел ещё парочку тарелок.
— Парочку?! — недоверчиво переспросил Чача.