Дед мальчиков считался могучим чародеем и разменял уже второй человеческий век. Мать тоже была женщиной не простой. Отец же чародеем не был, но после Королевского испытания он обрел странный дар случайного предвиденья, и порой в глазах его темнела такая смертная тоска, что страшно было встретиться с ним взглядом.
От отца принцы унаследовали высокий рост и темные волосы.
Младший принц был во всем прост — просто красив, просто упорен, просто тверд в решениях. Старший был похож на хищную ночную птицу, лицо его было неправильным, но удивительно привлекательным, а мысли у него в голове кружились таким вихрем, что невозможно было предугадать, что он может вытворить в следующий момент. Потому для родителей был он сущим наказанием.
Когда стена холма вдруг начала таять, Младший мертвой хваткой вцепился в руку брата как слепой в поводыря. Открылся проем в день, в слепящее сияние светила Дневных. На мгновение они ослепли, но потом зрачки перестроились, хотя все равно яркий свет был неприятен. Надо было быстрее в тень.
Старший азартно облизнул губы. Восторг совершенного им только что волшебства, ошеломление от великого открытия — все правда, и я тоже могу! — заставило кровь стучать в висках с такой силой, что стража в холме и снаружи просто не могла не слышать — но ведь не услышали!
Братья скатились к подножью холма, как крольчата.
Они остановились перевести дух у опушки, не выхода на солнечный свет. Младший с восторгом и ужасом посмотрел на Старшего, а того била крупная дрожь и слезы текли по щекам. Старший сел в траву, тяжело дыша — от бега он так не мог запыхаться, это было что-то еще.
— Ты... ты слово угадал, да?
Старший мотает головой, не в силах ответить. Потом, переведя дух, шепотом выдыхает:
— Нет... словно услышал... вот...
Младший качает головой и восхищенно смотрит на брата — улыбчивый, растрепанный, растерянный.
— А теперь что?
— А теперь мы увидим день! — Он встает, отряхивается от приставших к одежде иголок и клочьев сухого мха.
— Давай далеко не уходить? — опасливо дергает его за рукав Младший.
— Да не трусь, далеко не пойдем. Вот к озеру спустимся, посидим в кустах — и домой.
— И что, опять с волшебством? — смеется Младший. — Чтобы не заметили?
— Ага! — улыбается Старший, и оба фыркают, предвкушая, какие теперь будут у них приключения, когда им никакая дверь не преграда, да и не заметит никто!
— А сказку помнишь, про заколдованную девушку?
— Это у которой туфельки каждый день стаптывались?
— Ну, да, которая из холмов к дневному колдуну на пляски бегала.
Мальчики вдруг переглядываются с некоторым испугом.
— Так ведь, значит, все правда!
— И колдуны есть?
И сразу же становится совсем невесело и опасно. Солнце слепит непривычные к яркому свету глаза, потому мальчики прячутся в тени. Все такое непривычное под лучами дневного светила, знакомые места совершенно неузнаваемы — разве что по ощущениям тела. Мальчики стали спускаться вниз, к озерку.
— Ух ты! — громким шепотом выдыхает Младший, скользя на мшистых камнях и садясь с размаху задом на землю. Озерко, в котором по ночам так медленно и волшебно плавает луна,рябит бессчетными пламенными осколками небесного зеркала. Голова плывет, глаза блаженно слепнут, невозможно не подойти и не потрогать эту воду руками...
— На солнце не вылезай, — шипит Старший. — Веснушки высыпят, а то вообще облезешь, отец узнает, вот влетит тогда!
Младший, окончательно осмелев, смеется, морща короткий нос. Широкие темные брови смешно сходятся над переносицей.
— А ты наколдуешь, чтобы не увидел!
— Дурак, я не умею! Назад иди!
Младший, не слушая, вылезает на поляну.
— Жааарко, — ахает он.
— Ну, и что? — бурчит Старший. — Ты будто первый раз наверху. Тут всегда по-разному.
— Дааа, — восхищенно тянет Младший. — Здорово. Только ярко и жарко. Зато тварей нет.
— С чего ты взял?
— Да Дневные наверняка уже всех перебили. И все твари теперь только под землей. Или ночью вылезают. Дневных же много, как кроликов, — пренебрежительно повторяет он подслушанные у взрослых слова.