Оба беловолосые, красивые особой, снежной, кружевной и хрупкой красотой Тэриньяльтов. Оба тонкие — и прочные, как гибкие смертоносные клинки.
Младший поклонился госпоже. На миг прикрыл глаза, вспоминая, как яркая луна наполняла ее белые волосы светом и как светилась белая галька в ручье у нее под ногами.
Когда Младший поднял голову, Арнайя Тэриньяльт ушел, и осталась одна Асиль — белая в белом платье. Она сбросила туфли и мелкими шажками пошла по коврам к середине круглой комнаты, к очагу и столику с угощением. Села на пятки, сложив руки на коленях и молча подняла на Младшего вопросительный взгляд. Какие же у нее огромные, непроглядные черные глаза.
— Госпожа Асиль, — начал Младший, боясь, что голос его предаст. — Госпожа Асиль. Я помню, как ты светилась от луны. Я помню, как ты вышла из белого тумана по ручью, ведя в поводу свою белую кобылицу. В ту ночь, когда мы увидели всадника. — Он помолчал. Асиль продолжала смотреть на него, и это странным образом вдруг успокоило Младшего. — С той ночи я не могу не думать о тебе. Я не могу не опасаться за тебя. Я знаю, что у тебя отважный брат. И что ваш род достаточно могуч, чтобы защитить тебя. Но я лишь тогда буду спокоен, когда буду защищать тебя сам. — Он снова замолчал. — Я не знаю, что с кажет тебе мой брат, когда вернется, а он будет говорить с тобой. А я скажу тебе сейчас. Я не могу быть вдали от тебя, госпожа Асиль. Я прошу тебя стать моей женой.
Асиль чуть опустила взгляд и легонько кивнула, словно говоря — вот оно как.
— Мне нагадали, что я буду королевой в Холмах.
Младший криво дернул ртом в подобии улыбки.
— Тогда прости.
Он еще не успел ощутить горечи отказа, как Асиль продолжила:
— В свое время, говорят, твой дед, Тарья Медведь, хорошо сказал про гадания, — улыбнулась она.
Младший вспомнил, о чем речь, и у него камень свалился с души.
— И я не обязана следовать предсказаниям, разве не так?
— Так ты выйдешь за меня?
— Я дождусь твоего брата и выслушаю его. А потом дам ответ.
— Но ты не отказываешь?
Асиль улыбнулась.
— Не отказываю.
Он приехал в Холм в бурную дождливую ночь во главе отряда Медведей, словно завоеватель. Ему открыли главный вход в Холм, и он вдруг подумал, что легко мог бы со своим верным угрюмым отрядом перебить стражу. Эта мысль поразила его, и потянула за собой целую стаю других, подобных быстрым красноухим белым псам.
Они знают его, они доверяют ему. А если бы он был как те, из старинных баллад, что вырезали врагов после свадебного пира или выпив мировую? Сейчас такое никому и в голову не приходит... Может, все-таки нерушимой покой Холмов стоил того уговора? Да какого уговора? Он ничего не знал в точности. Он только предполагал. Но была в этом зыбком предположении какая-то неуловимая правда, заставлявшая твердо верить в собственную догадку.
А мысли мчались в голове. Вот сейчас вырезал бы стражу — они бы и не поняли ничего. Потом перекрыть выходы с нижних уровней — большая часть воинов там, у Провала. Тем временем уничтожить всех в казармах и, главное, на уровне Школ — магов. И все. Дальше резня. Настоящего сопротивления никто не окажет. Главное, чтобы отряд был достаточно большим, и чтобы напасть внезапно. И заранее сказать, кто куда направляется и кого убивает.
Представилось, как он убивает отца.
Он тряхнул головой. Поразительно — с каким спокойствием и отстраненностью он об этом думает. Наверное, потому, что такого никогда не случится. Он ведь никогда этого не сделает.А невероятное всегда далеко. Его просто нет.
И все же мысль тревожила. А вдруг, если нарушить этот треклятый уговор, невероятное начнет свершаться? И кто-нибудь вот так придет в ничего не подозревающий холм? И вот сейчас они впустили его радостно и с почетом, потому, что знают его, а вдруг, как в сказке, какая-то дрянь примет его облик? А сказкам он в последнее время стал доверять все сильнее.
Еще раз помотал головой. Нельзя столько думать. Слишком много страхов — а вдруг то, а вдруг это, он так совсем с ума сойдет...
К отцу он явился как был — мокрый, забрызганный грязью по самые уши, угрюмый и все еще оскорбленный. Хотя обида уже притупилась, но все же где-то еще дергало.
Отец был не один. С Младшим. Оба просмотрели на вошедшего принца так, словно он застал их за каким-то тайным разговором, который они не желали продолжать при нем.
«Ладно же».
— Государь, — жестко и холодно проговорил Старший. — Я исполнил твое поручение.
— Я благодарен тебе, сын, — отец неожиданно тепло улыбнулся. — Садись с нами.