Пир был в самом разгаре, когда в залу вошел один из людей хозяина и что-то сказал ему. Тот склонил темноволосую голову, выслушал, потом обратился к сестре. Та кивнула.
— Негоже оставлять странников под небом в такую ночь, кто бы то ни был. — Затем она повернулась к государю.
— Велишь ли позвать к столу гостя?
— Любезная госпожа Вайденире, ты здесь хозяйка, я — гость. В эту ночь все мы равны за столом, а гостей нам боги посылают.
— Веди сюда, — кивнула слуге хозяйка, и румяная от удовольствия и гордости, снова села, сложив унизанные перстнями руки на коленях.
— Завидная невеста, — шепнул на ухо брату Младший.
— Я уже женат, — отрезал Старший.
— Вот как? Все же Дневная?
— Да, брат. И мне не надо другой.
— Почему ты не сказал мне там, у деда? Я бы пришел к ней как родич, я бы подарок ей... а теперь я невежа в ее глазах!
— Успеешь, — улыбнулся Старший брату. Ему было приятно.
Никто не обратил особого внимания на женщину, которую привел слуга. Внешность у нее была самая заурядная, одета она была в простую одежду. Наверное, из местных пастухов. Только вот ноги у нее были босые и кровоточили, но этого тоже никто не заметил. Ее усадили в нижнем конце стола.
И лишь по лицам Науриньи и Асиль он понял, что что-то не так. Он резко повернулся туда, куда смотрели оба. Женщина сидела вместе со слугами. Она не ела. Она сидела неподвижно и смотрела на короля. Можно было подумать, что она просто ошеломлена роскошью пира или еще не отогрелась и поверить не может, что сейчас сидит в тепле, за богатым столом. Наверное, все так и думали, но не Науринья.
Старший вскочил и подался к нему.
— Что?
Науринья повернул к нему красивую голову.
— Когда меня убивали, от них веяло тем же.
— В Мертвом холме так же холодно, — прошелестела Асиль. Науринья посмотрел на нее.
— Я подойду к ней.
Но женщина уже смотрела на них. У нее были неподвижные глаза с огромной радужкой. Почти без белков. А потом она улыбнулась, не открывая темных, потрескавшихся губ.
— Благодарю за хлеб и вино, — проговорила она, и ее негромкий голос почему-то был слышен всем.
— Она гостья, — прошипел Науринья.
Старший понял.
— Чего ты хочешь? — поняв, что здесь творится что-то не то, крикнул хозяин.
— Благородный Одирья, — прошептала она, словно по свежезажившей ране провела плашмя холодным лезвием. — Я пришла поклониться владыке Холмов и передать ему весть от моего господина.
Король, внешне невозмутимый, кивнул.
— Говори.
— Мне при всех говорить?
Король поджал губы.
— Подойди.
Женщина подошла близко-близко. От нее пахло прелой листвой и сырой землей.
И тут Старший осознал, что так странно в этой женщине. Движения ее губ не совпадали со словами. Словно кто-то говорил изнутри ее, надев ее тело, словно платье.
— Зачем ты здесь? Счеты с твоим господином у меня покончены.
— Сегодня ночь игры, — проговорила женщина.
— Наша игра окончена.
— Игра не кончается никогда.
— Я не буду играть с ним.
— Мой господин великодушен. Он готов вернуть тебе то, что ты ему проиграл, и что тебе не принадлежало.
И тут король побледнел.
— Твоя ставка?
— Либо ты победишь и вернешь все, либо потеряешь жизнь. — Лицо женщины вдруг словно натянулось на череп.
— Не ходи, отец! — попытался крикнуть Младший, но король поднял руку.
— Я проиграл то, что не принадлежало мне. Я хочу это вернуть. Когда?
— Сейчас. Иди один. Остальные, — она посмотрела на братьев, Науринью и обоих беловолосых Тэриньяльтов, — не вмешиваются. Это игра только королей.
— Разве твой хозяин — король? — брезгливо произнес Старший. Мысль его лихорадочно работала, он пытался затянуть дело, чтобы придумать какой-то выход, какое-то решение.
Женщина уперлась в него взглядом, и его пробрала дрожь.
— И ты тоже не король. Здесь нет места твоему слову. — Она снова обернулась к королю. — Он ждет тебя.
Она вышла — казалось, никто не заметил ее, словно она была тень.
— В этой игре нельзя победить..., — сказала Нежная Госпожа, прежде молчавшая. Лицо ее было спокойным-спокойным
— Займи их, — не глядя на нее, сказал король. — Им не надо знать. Со мной только сыновья. Идемте.