– Кресле? – помогла ему Гвен.
Если бы когда-нибудь в мире устроили чемпионат «абсолютной гримасы отвращения», то, несомненно, сейчас перед ней был будущий победитель. «Пожалуй, он уже видит меня в сумасшедшем доме», – подумала безрадостно Гвен, отчаянно пытаясь придумать какое-нибудь оправдание, почему провела ночь в кресле, где ее мать пару дней назад покончила с собой, но кроме правды в голову совершенно ничего не шло.
– Что?! Вам не спалось, поэтому вы вышли на улицу и решили провести ночь в этом кресле?! – растерянно переспросил Адамс, выслушав ее рассказ.
– Не то чтобы решила… – замялась Гвен. – Там был еще ветер, который качал кресло. Я испугалась, хотела доказать себе, что это глупые суеверия, поэтому села в кресло, закрыла глаза и случайно заснула.
– Случайно заснули? – гримаса отвращения вернулась на лицо Адамса.
– Я понимаю, как это глупо звучит, но поверьте мне…
– Нет, мисс Мороу, – оборвал ее Адамс. – Это звучит не глупо. Это звучит так, как если бы вы действительно были больны.
– А вы, я смотрю, только на это и надеетесь! – не сдержалась Гвен. – Не понимаю, что такого, если человек просто вышел ночью на улицу и решил лечь спать на открытом воздухе?
– Вы спали в кресле, где умерла ваша мать! – Адамс бросил в сторону Томаса растерянный взгляд, боясь, что мальчик мог услышать его.
– Томас? – позвала брата Гвен. Он стоял возле двери в дом и растерянно переводил взгляд с сестры на незнакомца, смущенный внезапным вниманием к себе. – Томас, ты в порядке? Ты… – Гвен не нашлась, что сказать, но брат помог ей, решительно покачав головой. – Тогда я хочу, чтобы ты шел в дом и ждал меня за столом. Я сейчас приду и накормлю тебя завтраком. – Она дождалась, когда за ним закроется дверь. – Вы понимаете, что могли только что сделать? – прошипела она на Адамса. – Понимаете, какую боль могли причинить этому мальчику?
– Не сгущайте краски, мисс Мороу, – посоветовал Адамс. Уголки его тонких губ были опущены. Он выдержал ее гневный взгляд, посмотрел на часы, напомнил о предстоящем визите к доктору. – Так что если вы действительно собираетесь накормить своего брата, то советую поторопиться, – закончил он.
Гвен почувствовала острую необходимость сказать, что никуда не поедет, что ей плевать, как на доктора Макнери, так и на самого мистера Адамса, но вместо этого пообещала, что выйдет через двадцать минут.
Она ушла в дом, оставив Адамса стоять в опустевшем дворе. Он не двигался. Просто стоял заложив руки за спину и рассматривал дом. «Почему он не идет в свою машину? – вертелся в голове Гвен безответный вопрос. – Что он продолжает вынюхивать здесь? Какие еще мои скелеты собирается вытащить на свет?!»
Продолжая наблюдать за Адамсом через окно, она на автомате разогрела брату молоко, засыпала в него хлопья готового завтрака, поставила тарелку на стол и пошла переодеваться. «Интересно, что надевают, когда идут на встречу с мозгоправом? – думала она, не в силах выбрать подходящий костюм. – А если результаты уже заранее предрешены?» Последним Гвен хотела пошутить, вспоминая свой сон, и поднять себе настроение, но вместо этого мысль крепко засела в голове и не покидала весь день. Подозрение то усиливалось, то ослабевало.
Гвен злилась, что не может избавиться от этого чувства. Началось это в ее комнате, затем на улице, когда встал выбор, на какой машине ехать к доктору Макнери: можно было взять свою, а можно было поехать с Адамсом. Гвен долго убеждала себя, что ничего страшного в том, чтобы ехать на машине Адамса, нет, но в итоге все-таки решила взять свою старенькую «Фиесту». «Ведь если прием у доктора пройдет не так, как хотел Адамс, то кто сказал, что он повезет нас обратно?» – решила она, отправляя Томаса в дом за ключами от их машины.
По дороге на прием она почти не разговаривала. Адамс ехал впереди, и его присутствие действовало Гвен на нервы, заставляя всерьез задумываться о том, чтобы развернуться и поехать назад, домой. Единственным, что останавливало, было понимание того, что этим бегством она все равно ничего не сможет решить, к тому же в голове всегда звучал голос Лорель, которая настырно убеждала ее, что ничего страшного не случится, совсем ничего. На какое-то время это помогло, но уже в приемной доктора Макнери Гвен снова занервничала. Причиной был Томас. Она вдруг поняла, что войдет в кабинет, а он останется в приемной, с Адамсом. Ей снова захотелось сбежать, снова захотелось закрыться в своем доме и никого не впускать.
– Миссис Мороу? – позвал Адамс, указывая на дверь. – Думаю, вам пора.
– Да, – Гвен помялась, глядя на Томаса. – С тобой ведь ничего не случится? – спросила она. Он покачал головой, беззаботно болтая ногами.
– Не волнуйтесь. Я присмотрю за вашим братом. – Адамс взял со стола глянцевый журнал с машиной на обложке и подсел к Томасу.
Гвен поморщилась, заставляя себя молчать. «Сделайте одолжение, мистер Адамс, не разговаривайте с моим братом – вот что нужно было сказать», – решила она, когда уже вошла в кабинет доктора Макнери, вспомнила, зачем ее привели сюда, и приказала себе выглядеть самым здоровым на свете человеком.
«Самым здоровым, – сказала она себе, вышла на центр кабинета и растерянно огляделась. – И почему я решила, что доктор должен обязательно сидеть за столом?!» – отчитала себя Гвен, увидев Макнери в кресле у противоположной от окна стены. Он сидел, закинув ноги на журнальный столик и скрестив пальцы рук, пытаясь обнять свой небольшой округлый живот. На вид ему было чуть больше пятидесяти. Темные вьющиеся волосы схвачены сединой. Лицо худое, отчего небольшое брюшко начинало выглядеть как-то комично. Глаза темные, пытливые. Гвен поежилась, признавая, что взгляд этого человека совершенно не нравится ей.
– Вас что-то беспокоит, мисс Мороу? – спросил он. Голос его оказался на удивление приятным, располагающим к беседе.
– Я… – Гвен растерянно поджала губы. – Простите, а разве вы не должны сидеть за столом?
– Почему? – пальцы доктора, сложенные на животе, вздрогнули, невольно привлекая к себе внимание.
– Что почему? – Гвен глуповато улыбнулась. – Почему вы должны сидеть за столом или почему я решила, что так должно быть?
– А вы как думаете?
– Я? – Гвен попыталась изобразить усталость, пожала плечами. – Если честно, то я пришла сюда не как пациент, доктор Макнери, мне нужно…
– Эл, – оборвал он на полуслове.
– Что?
– Называйте меня Эл. Не доктор Макнери.
– Эл? – Гвен задумалась. – А почему я не могу называть вас доктор Макнери?
– Потому что вы здесь не как пациент, или же я не прав?
– Нет. Правы. – Гвен смерила доктора долгим взглядом, пытаясь понять, говорит он серьезно или ведет свою игру.
– Все еще хотите, чтобы я сел за стол, или же вас устроит неформальная обстановка? – доктор дождался, когда Гвен согласится с последним и указал на черную кушетку. – Простите, что так, но у меня в кабинете есть лишь кресло, на котором я сижу, стул за столом и эта кушетка. Если хотите, то можете сесть за стол, правда, тогда нам будет не очень удобно общаться.
– Ничего страшного. Могу посидеть и на кушетке, – сказала Гвен, увидела, как дрогнули сплетенные пальцы доктора, и подумала, что, наверное, согласилась слишком быстро. «Хотя что это меняет? За стол я бы все равно не села».
– Мисс Мороу… – начал было доктор Монтгомери, но Гвен прервала его, попросив называть ее по имени.
– Раз уж вы Эл, то почему я должна быть мисс?
– Справедливо, – согласился он, о чем-то на мгновение задумался, словно пытаясь вспомнить, о чем говорил. – У вас ведь недавно умерла мать? Покончила с собой, кажется? – он дождался, когда Гвен кивнет. – Что вы почувствовали, когда это случилось?
– Что я почувствовала? – Гвен напряглась, не ожидая, что разговор так быстро поменяет мирное течение обмена любезностями. – Я не знаю.
– Значит, я могу считать, что вы ничего не почувствовали?
– Нет. Не можете. – Гвен почему-то испугалась.
«Разве может взрослая дочь ничего не чувствовать, когда умирает ее мать? Конечно же, нет! Если только…»