Томас что-то говорил на заднем сиденье, но Гвен не слышала его. Откинувшись на спинку, она закрыла глаза, машинально продолжая нажимать на педаль тормоза. Мир погрузился в нездоровую темноту и тишину. Гвен пыталась очнуться, но не могла, пыталась сказать Томасу, чтобы он оставался в машине и никуда не выходил, и понимала, что не может сделать и этого. Тело застыло, стало чужим. Гвен попыталась сопротивляться этому состоянию, но эти попытки отняли последние силы.
Мужчина из голубого пикапа подошел к «Фиесте» и заглянул в салон.
– Эй, ты в порядке? – он тронул Гвен за плечо, она не отреагировала. Томас сжался на заднем сиденье. – Не бойся. – Мужчина открыл ему дверь, предлагая выйти. Томас покачал головой. – Ты не ушибся? Ничего не болит? – мужчина увидел, как Томас снова покачал головой, и спросил, как зовут его мать. Томас сильнее вжался в кресло.
Оставив заднюю дверь «Фиесты» открытой, мужчина отошел в сторону. Толстая женщина, забор которой он снес пикапом, вышла из дома и теперь не то гневно, не то просто растерянно оглядывалась. Мужчина снова подошел к Гвен. Она вспотела. По лицу бежали крупные ручейки пота. Бледные губы двигались, не рождая слов. Мужчина принюхался, решив сначала, что она пьяна. Запаха не было. Он хотел заглянуть в ее сумочку, думая, что там можно будет найти ответ ее состояния, но решил воздержаться. Толстая женщина дошла до тротуара и теперь разговаривала с прохожими, которые в один голос называли водителя пикапа невиновным.
– Ты точно в порядке? – решил еще раз спросить Томаса мужчина. – Будешь сидеть тут?
– Барбара, – сказал ему Томас. Мужчина растерянно хлопнул глазами, словно уже решил для себя, что этот ребенок никогда не заговорит с ним. – Мою мать звали Барбара. А это моя сестра Гвен.
– А-а… Гвен, значит… – мужчина отошел от машины, решив, что сейчас самым лучшим будет держаться в стороне.
Он подошел к женщине, чей забор снес пикапом, и пообещал, что все исправит, вне зависимости от того, кто будет признан виновным. Женщина спросила его о водителе «Фиесты», но он лишь махнул рукой и начал изучать содранную краску на своей машине. Женщина подошла к Фиесте, попыталась заговорить с Томасом, затем с Гвен, не получила ответа и, тоже махнув рукой, вернулась к своему забору.
Когда приехал шериф, хозяин пикапа и хозяйка забора сидели у нее дома за чашкой чая, обсуждая, когда им будет удобно встретиться и начать ремонт. Гвен медленно приходила в себя. Шериф открыл ей дверку и помог выйти. Правая нога, которой Гвен нажимала на тормоз, онемела так сильно, что еще долго отказывалась подчиняться. Шериф обнял Гвен за талию, предложил отвезти ее в больницу.
– Зачем в больницу? – растерялась она, с трудом сдерживаясь, чтобы не закрыть глаза и не поспать еще немного. Шериф объяснил, что случилось. – Никто не пострадал? – услышанное, казалось, немного отрезвило Гвен, привело ее в чувства.
– Только забор. – Шериф улыбнулся, попросил ее объяснить, что случилось. – Водитель пикапа решил, что ты приняла какие-то наркотики. – Он увидел, как Гвен решительно покачала головой, и облегченно выдохнул. – Ладно. Думаю, ты не врешь, но что тогда?
– Тогда? – Гвен задумалась на мгновение, вспомнила о визите к доктору Лерою, о таблетках, которые он выписал. – Я думала, это поможет мне успокоиться, но кажется… кажется… кажется, я едва не уснула за рулем. – Она бросила заботливый взгляд в сторону Томаса.
– Да. Едва не заснула, – хмуро согласился шериф.
Он связался с доктором Лероем и долго расспрашивал его о таблетках, которые были выписаны Гвен, затем усадил Гвен и Томаса в машину и отвез их домой. Томас выпросил разрешения сесть на переднее сиденье, и шериф позволил ему несколько раз включить сирену. Гвен снова спала, спала так крепко, что шерифу не удалось разбудить ее, когда они добрались до ее дома.
– Я знаю, где ключ! – крикнул Томас и побежал открывать дверь.
Шериф помялся возле своей машины, поднял Гвен на руки и отнес в ее комнату. Она не проснулась. Он осмотрелся, желая убедиться, что прописанное доктором Лероем снотворное – это единственное, что принимает сейчас Гвен, затем вышел из дома. Томас вертелся возле его машины. Шериф усадил его за руль, расспросил о Гвен, особенно о последних днях ее жизни. Томас отвечал быстро, почти не задумываясь.
– Когда я вырасту, то стану полицейским, – пообещал он. Шериф согласился с ним, сказал, что Гвен, скорее всего, будет спать до утра.
– Как думаешь, если я оставлю тебя здесь за главного, ты справишься?
– За главного? – слово понравилось Томасу. – Думаю, я смогу быть главным.
– Утром я позвоню твоей сестре и проверю, – пригрозил ему шериф, надеясь, что детский ум не исказит понятие «быть главным». – Сможешь приготовить себе ужин? – Томас кивнул. – А спать сам ляжешь?
– Не позднее десяти.
– Девяти!
– Но Гвен всегда разрешает мне ложиться в десять!
– Гвен сейчас спит, а главным сделал тебя я. Так что будешь слушаться меня. Ты понял? – Томас нехотя кивнул. – Так во сколько ты ляжешь спать?
– В девять, сэр, – нехотя протянул Томас.
Шериф сел в машину, включил зажигание. Томас стоял во дворе до тех пор, пока патрульная машина не скрылась из вида, затем развернулся и со всех ног побежал домой. В голове крутились сотни маленьких, глупых, но от того не менее важных идей. Томас начал с того, что воплотил в жизнь мечту последних недель – забраться на чердак. Он не особенно помнил, почему ему этого хотелось так сильно: может быть, он видел фильм о доме с приведениями, которые жили на чердаке, может быть, в каком-то мультфильме один из главных героев нашел в старом сундуке карту и отправился в путешествие, а может, это был рассказ одного из сыновей Лорель, о том, что на чердаке старого дома можно найти много семейных скелетов. Томас не знал, что значит выражение «скелет в шкафу», поэтому представлял, что, забравшись на чердак, сможет найти останки своего деда или прадеда. Он даже представлял, как заберет с собой череп и будет потом пугать друзей. В общем, планируя эту шалость, он, кажется, думал и о приведениях, и о картах с сокровищами, и о скелетах – просто в голове все перемешалось, оставив ясным лишь одно желание – забраться на чердак.
Томас заглянул к сестре и убедился, что она спит. Теперь оставалось главное – найти ключ от двери на чердак. Томас поежился, чувствуя, как по спине побежали мурашки, но отступать все равно не собирался. Он подошел к комнате матери, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Никого. Томас знал, что так и должно быть, но что-то шептало ему на ухо, что в комнате все равно опасно. Там находится кто-то незримый, но способный причинить вред, кто-то, кто охраняет ключ от чердака.
Томас проскользнул в комнату, остановился, прижавшись спиной к двери, отдышался. Перед ним была бездна, пропасть. Он смотрел на красный ковер с черными узорами и представлял себя героем, которому нужно прокрасться вдоль стен, рискуя жизнью, и отыскать ключ. Томас огляделся, пытаясь решить, куда ему нужно двигаться. Старый стол, старый шкаф, комод, тумба у кровати. Томас решил, что мать, скорее всего, прятала ключ как можно ближе к себе. Может быть, даже носила на шее. Он вжался спиной в дверь и энергично затряс головой. Нет, последнего не может быть. Скорее всего, ключ в какой-нибудь шкатулке.
Томас начал осторожно продвигаться вдоль стены к кровати. Воображение воспалялось, рисуя далеко внизу, там, где был ковер, бурлящую лаву. Иногда ее брызги поднимались так высоко, что ему приходилось уклоняться от них. «Главное – не упасть. Главное – добраться до кровати».
Молчаливые иконы на стенах ожили, превратившись в смертельно опасных стражников. Томас затаился, пытаясь рассчитать расстояние от места, где стоит, до кровати, до спасительного убежища, где ни один стражник не сможет его увидеть. «Всего один прыжок. Всего один…» Томас посмотрел вниз, в бездну. «Только бы не ошибиться». Он прыгнул, ухватился рукой за край кровати, представляя, как висит над бездонной пропастью. Еще чуть-чуть, еще мгновение – и стражники увидят его.