– Это не для Томаса, мисс Мороу. Это для вас.
– Для меня?! – она растерялась. – Но зачем мне… – в груди снова появился гнев. – Думаете, я такая же ненормальная, как моя мать?! – Гвен почувствовала, что начинает краснеть.
– Вы хотите, чтобы Томас остался с вами? – спросил Адамс, охлаждая этим вопросом весь кипевший в ней гнев.
– Хочу, но я не понимаю, зачем мне…
– Просто запишитесь на прием. И если доктор Макнери скажет мне, что вы здоровы, то я с радостью передам вам право воспитывать вашего брата.
– Но…
– Сделайте это, мисс Мороу. – Адамс поднялся на ноги. – Я позвоню ему и договорюсь, что вы придете завтра с утра. Скажем, к десяти? Подойдет?
– Я завтра работаю, – Гвен попыталась проглотить скопившуюся во рту слюну, но не смогла. – Если речь шла о моем докторе, то думаю…
– Вы не поняли меня, мисс Мороу? – Адамс открыл входную дверь, обернулся. – Мне не нужно мнение вашего доктора. Мне нужно слышать то, что скажет о вас доктор Макнери. А что касается вашей работы, то… – он пожал плечами. – Вы же собираетесь растить ребенка, мисс Мороу, так что привыкайте к компромиссам.
Он кивнул на прощание и ушел. Какое-то время Гвен стояла, бездумно глядя на закрывшуюся за ним дверь, затем вернулась на кухню и предложила Томасу добавки. Он отказался и спросил, не обижается ли она на него за то, что он разревелся утром.
– Обижаюсь? – Гвен фальшиво изобразила удивление, но решила, что для ребенка сойдет и такое. – Нет. Что ты? Почему я должна на тебя обижаться?
– Не знаю, – Томас пожал плечами, вспомнил недавний визит Рона Адамса. – Мне показалось, что он обвинял тебя в том, что я плачу.
– Нет. Он просто беспокоится за тебя.
– Беспокоится за меня? – Томас на мгновение задумался, затем решительно покачал головой. – Я так не думаю. – Он спрыгнул со стула и спросил разрешения поиграть во дворе. «Нужно обязательно починить ему велосипед», – подумала Гвен, стараясь не вспоминать необходимость предстоящего визита к психотерапевту, но мысли настырно продолжали крутиться в голове, не давая покоя.
– Не думай об этом! – сказала Лорель, когда Гвен заехала к ней после обеда. – Отпросишься с работы, заедешь к этому доктору Макнери и уже через неделю забудешь обо всем.
– А если нет? Если этот Макнери напишет обо мне что-то такое, что заставит Адамса решить, что Томасу не следует жить со мной?
– Как это напишет? – опешила Лорель.
– Ну, не знаю… – Гвен поджала губы, не желая рассказывать о том, как напугала Томаса, но чувствуя, что если не расскажет, то не сможет уснуть в эту ночь. – Мне кажется… – она огляделась, желая убедиться, что никто не может их подслушать. – Я думаю, есть небольшая возможность того, что Макнери напишет обо мне не совсем то, что нужно мне.
– Как это – не совсем то? – Лорель нахмурилась. – То есть ты хочешь сказать, что считаешь… считаешь… – она растерянно улыбнулась, – Гвен, ты что? О чем мы вообще сейчас говорим?!
– Сегодня ночью я спала в комнате матери.
– И что?
– На ее кровати.
– Все равно не понимаю, причем тут это.
– А если бы твоя мать умерла, ты бы стала спать на ее кровати?
– Нет, но…
– К тому же я напугала Томаса. – Гвен сбивчиво рассказала, что случилось утром. – Думаю, мистер Адамс считает меня такой же ненормальной, как и моя мать на ранних стадиях, – закончила она.
– А ты? Что считаешь ты? – спросила Лорель после небольшой паузы. Они сидели на крыльце и смотрели, как играют во дворе дети, слушали их звонкие голоса. – Думаешь, он прав?
– Не знаю. – Гвен отыскала взглядом Томаса. – Может быть, отчасти. Весь день я спрашивала себя, какой черт меня дернул остаться на ночь в комнате матери, но так и не смогла придумать ни одного более-менее нормального объяснения. Что самое забавное, чем чаще я об этом думаю, тем больше мне кажется, что Адамс прав.
– Но… но… но ведь это глупо! – сказала Лорель, сбитая с толку. – Я ведь уже столько лет знаю тебя! Если бы с тобой что-то было не так, то, поверь, я бы не стала ничего скрывать.
– Верю, – Гвен безразлично пожала плечами, напомнила Лорель о подругах своей матери, которые до сих пор отказывались верить, что та была больна. – К тому же шизофрения может быть наследственной, а я не знаю, когда она проявилась у матери впервые, не знаю, болел ли кто-нибудь этим в нашей семье раньше.
– Тебя послушать, так по тебе уже плачет сумасшедший дом.
– Не обязательно сумасшедший дом. Сейчас речь идет всего лишь о воспитании ребенка. Никто не позволит мне этого делать, если будет хоть один шанс, что у меня в голове что-то не так.
– Как же тогда твоя мать растила Томаса?
– В том и дело, что мать. Никто не станет отбирать ребенка у матери, без крайне веской причины. А я всего лишь сестра. Понимаешь? К тому же мне кажется, Адамс невзлюбил меня с самого начала и все, что он делает, направлено лишь на то, чтобы забрать у меня Томаса.
– Вот это уже безумие! – оживилась Лорель. – Ты хоть понимаешь, что говоришь?
– Понимаю. – Гвен почувствовала, что начинает злиться на подругу. – Если бы он хотел оставить брата со мной, то искал бы не только минусы во мне, моем доме и моей жизни, а хоть изредка смотрел и на плюсы, а он… – она достала визитку, которую дал ей Адамс. – Как думаешь, почему он посылает меня именно к этому доктору? Чем плох наш доктор Лерой? Зачем мне куда-то ехать, отпрашиваться с работы, встречаться с незнакомым человеком, который должен решить, здорова я или нет, лишь бегло взглянув на меня? Нет, Лорель, думаю, здесь что-то не так. Думаю, этот Адамс уже оформляет документы, чтобы забрать у меня Томаса.
– Это уже перебор! Ты ведь еще не была у этого Макнери. Может быть, он ничего и не найдет в тебе?
– А если найдет? – в голове Гвен мелькнула еще одна мысль. – Что если они уже обо всем договорились? Это ведь так просто. Ему не нужно обвинять меня в безумии, достаточно лишь поставить под вопрос мой здравый рассудок. – Она посмотрела на подругу, но та настырно покачала головой.
– Прости, Гвен, но я просто не могу в это поверить.
– Почему нет? Разве мало людей хотят усыновить нормального, здорового ребенка?! Может быть, у Адамса уже есть кто-то на примете. – Гвен замолчала, но Лорель не собиралась поддерживать этот разговор. – А может, я действительно просто спятила, – шумно выдохнула Гвен…
Вернувшись домой, она приготовила ужин и безрезультатно попыталась починить брату велосипед.
– Кажется, ты сломала его еще больше, – сказал он, глядя на открученное колесо.
– Да. – Гвен заставила себя не злиться. – Завтра я позову кого-нибудь, чтобы это исправить. Обещаю.
– Джастина? – спросил Томас, и Гвен заметила вспыхнувший интерес в его глазах. – Мне нравится Джастин. Джастин умеет чинить велосипеды.
– Да. Умеет, – Гвен тяжело вздохнула, вымученно улыбаясь. – Только после того, как мать выгнала его отсюда в прошлый раз, не думаю, что он согласится снова прийти.
– Но ведь он же большой! – возмутился Томас. – Я думал, большие никого не боятся!
– У-у-у! Боюсь, ты очень сильно ошибался! – рассмеялась Гвен. Томас нахмурился.
– Тогда скажи ему, что здесь теперь только мы с тобой.
– Что?
– Джастин. Он ведь не боится тебя?
– Нет, но…
– Если хочешь, то я сам ему позвоню. В прошлый раз он сказал, что я могу это сделать. – Томас требовательно смотрел на сестру, ожидая ответа.
– Нет, – она тряхнула головой. – Не надо. Я сама.
Гвен попыталась вспомнить себя в шесть лет. «Как бы я тогда отреагировала, если бы узнала, что умерла мать?» Она посмотрела на Томаса. «Он не может знать и вести себя так, словно ничего не случилось. Будь я на его месте, то, наверное, сошла бы с ума от горя и отчаяния. Я бы испугалась. Я бы…»
Гвен вдруг поняла, что сейчас все совсем не так, как в те дни, когда она была в возрасте Томаса. Рядом с Томасом оказались другие люди и другая мать. Когда она была ребенком, у нее не было сестры, которая любила бы ее больше всего на свете, а у ее матери не было болезни, превращавшей ее в совершенно другого человека. «Нет. Томас не бесчувственный и не сильный. Он просто ребенок, который любит тех, кто любит его, кто заботится о нем, играет с ним. А кто в последние годы был рядом, когда он болел? Когда он грустил, когда был счастлив? Я. Только я».