Пожалуй, салун сильнее остального сбивал с толку. Обычно питейные заведения на слаборазвитых мирах — прямо-таки рассадник различных беспорядков и всевозможных безобразий. А тут — тихо, мирно, чинно. Пьют крепко, это Толик чуял всей широтой русской души. Но вот ведь загадка! Не буянят! Посуду не бьют и не дерутся! Даже наоборот, после третьего стакана в речи аборигенов обычно начинает прорезаться эдакая цветистость и светскость. Да и поведение меняется только к лучшему. Что бывает дальше Толик представлял плохо: попробовал как-то пить наравне с аборигенами и быстро осоловел. И никакие таблетки не помогали, начинало неудержимо клонить в сон, а потом вдруг — уже утро. Шеф всю неделю глядел на Толика укоризненно, но санкций не последовало.
Собственно, нетрудно было заметить, что жизнь аборигенов так или иначе вращается вокруг салуна. Через него пролегали все дороги: из дома в храм, из храма в кузницу и из кузницы домой. И неважно, что кузница к храму ближе, нежели салун, и вовсе в другой стороне расположена. Через салун — и точка.
Поэтому у Толика вариантов не было: войдя в городок, он прямиком направился к салуну.
К счастью, местный кулибин обнаружился за одним из столиков: вместе с соседом-стеклодувом уговаривал бутылочку забористого местного пойла, причем явно уже не первую. Звали кулибина Хонтешем, был он кузнецом и близким к гениальности механиком-самоучкой. Ну а с кем логичнее всего сближаться контактеру? Конечно же, с механиком, с кулибиным, с одержимым изобретателем.
— Здравствуй, Хонтеш, — поздоровался Толик, подсаживаясь к гулякам.
— Страфствуй, Толиа! Выпиэшь с нами? — неожиданно спросил кулибин по-русски.
Толик в общем-то знакомил некоторых аборигенов с русским. Но весьма поверхностно.
— Ух ты! — изумился он. — Ты подтянул русский, Хонтеш?
Механик хохотнул, но ответил уже на родном языке:
— Не настолько, Толя. Пожалуй, пара фраз, которую ты слышал, это пока мой потолок в русском.
— А я уж испугался, — усмехнулся Толик, тоже переходя на местное наречие. — В хорошем смысле.
— А мы тут с Рушером обсуждаем одну небезынтересную идею! Рушера ты должен помнить. Или я путаю?
«Елки-палки! — подумал Толик с неясной тревогой. — Что-то сегодня кулибин изъясняется, будто профессор университета. Нет, он умный мужик, конечно. Но он же, строго говоря, дикарь-инопланетянин, а не профессор! Да, способный, да, сметливый… Но все-таки!»
— Я помню твоего соседа, Хонтеш, — вслух сказал Толик. На лице его, разумеется, не отразилось ни малейшей тревоги. Да и вообще никакой работы мысли не отразилось, лицо контактера оставалось безмятежным и дружелюбным. — Здравствуй, Рушер.
Они обменялись местным рукопожатием, больше похожим на хват армрестлеров перед поединком.
— Пить я, пожалуй, не буду, — вздохнул Толик. — А то еще опять усну.
— Жаль. — Хонтеш покачал головой. — Я хотел задать тебе вопросы. Много вопросов. Впрочем, ладно: значит, задам в другой раз. Надеюсь, вы еще не скоро улетите?
— А… — Толик снова растерялся. В принципе, он намекал Хонтешу, что сам Толик и другие земляне прибыли из другого мира. Но ни понятие «космический корабль», ни концепцию межзвездных перелетов до аборигенов никто пока не доносил: шеф сотоварищи сочли преждевременным. — Почему ты решил, что мы умеем летать?
— Подумал и понял, — сообщил Хонтеш, наливая еще по рюмашке. — Вы ведь прилетели со звезд? С этих светляков, что каждую ночь видны на небе, верно?
— Ну, в определенном смысле, верно. Не с самих звезд, конечно. Вокруг звезд вращаются шарообразные миры, подобные вашему… Вот с одного из таких миров мы и прибыли.
— Значит, я правильно догадался. Надо будет записать, а то потом забуду… Прозит, Рушер!
— Прозит, — буркнул Рушер, опрокидывая рюмку в рот. Поморщился, закусил местным овощем, подозрительно похожим на самый обыкновенный маринованный огурчик, покосился на полупустую бутылку.
— Может, довольно? — произнес он с сомнением.
— Не, — решительно сказал Хонтеш. — Допьем — тогда довольно. Сегодня мы должны все закончить, так что давай… Прочищай мозги.
И налил еще по одной.
«Н-да, — скептически подумал Толик. — Если начинать день с двух таких бутылок, пожалуй, закончите вы сегодня… что бы вы там ни затевали, кулибины».
А Хонтеш что-то затеял, это Толик ощутил безошибочно. Слишком уж красноречиво поблескивали его черные глазищи без зрачков. Слишком азартно сжимались и разжимались четырехпалые кулаки. Хонтеш вообще нынче напоминал скоростной болид перед стартом: двигатель взрыкивает, корпус, исполненный мощи, едва заметно сотрясается, и нога пилота готова в любой момент вдавить акселератор до отказа…