Но строители никак не могли придумать, как укрепить эту планку. Ведь нет ни гвоздей, ни веревки.
— Я однажды видел эрув, он расположен неподалеку от нашего дома,— сказал Нафтали,— так там два прута соединены не палочкой, а ниткой.
— Правильно,— обрадовался Гилад.— Но у нас нет прочной бечевки. Вообще-то я смогу ее сделать, но к этой Субботе не успею.
— У меня идея,— заявил Дани.— Пошли за мной! Мальчики побежали за Дани, который направился через лесную чащу к берегу пресного ручья. Они срезали несколько высоких бамбуковых прутьев. Дани проделал в обоих концах их отверстия, затем заточил ветки, которые они еще раньше принесли из леса, и соединил прутья с ветками, вставив заостренные концы в отверстия.
За два дня дети построили ограду вокруг всего лагеря — от костра на пляже до спального места под деревьями.
Собирая ветки, Шмиль нашел себе друга, маленького, зеленого, пятнистого. Давний любитель лягушек, он был в восторге от нового приятеля и поспешил показать его ребятам.
— Я назову его Хаим,— сказал мальчик,— он так смешно квакает, совсем как мой маленький брат Хаим, когда волнуется.
— Рад с тобой познакомиться, Хаим,— засмеялся Рон.
Шмиль тут же приступил к сооружению домика для нового друга, пока устроившегося в самом уютном отделении школьного ранца.
Вечером после работы ребята вернулись в свою «спальню».
— Ох, и устал я,— пробормотал Гилад и тотчас уснул.
— Да, неплохо бы сейчас как следует выспаться,— проговорил Ашер.
На пляже было тихо, глаза слипались, слышалось ровное дыхание и вдруг... «Рибет!» Дани вскочил:
— Что это?
— Чего ты? — заворчал Шалом, разбуженный криком.
— Шшш..., слушай! — сказал Дани.
Все замолчали. И вдруг вновь послышалось:«Рибет! Рибет! Рибет!»
Все бросились искать возмутителя спокойствия. Тогда Шмиль с виноватым видом признался, что крики исходят из его ранца, а испускает их его новый приятель Хаим.
— Приятель он тебе или нет, но надо от него избавиться,— потребовал Шалом.— Мы не успеем закончить нашу работу, если как следует не выспимся.
Дани был неприятно удивлен отсутствием у Шалома чувства юмора. Он повернулся к Шмилю и добродушно, но твердо сказал:
— Скоро вся лагуна станет красной, налетит саранча и наползут вши. Так что, Шмиль, как ни жаль, но тебе лучше убрать отсюда эту заразу.
Несмотря на теплые чувства к лягушке, Шмиль понял, что друзья правы. И под покровом ночи Хаим был отправлен в свое болото.
— Я знаю, нам было бы хорошо вместе, но тебе все же лучше прыгать в ручейке, чем сидеть в моем старом ранце,— попрощался Шмиль.
— Рибет! — ответил Хаим понимающе.
На следующий вечер Дани пригласил всех на «официальное заседание». Он предложил составить график и определить, в каких местах острова кому работать.
— Не дело, когда каждый занимается, чем хочет, и не обращает внимания на других. Вчера мы потратили на обсуждение, кто и чем будет заниматься больше времени, чем на саму работу.
Все согласно закивали. К вечеру на острове уже был установлен внутренний распорядок. Просыпались рано, умывались в пресном озере. Затем, прочитав шахарит[*], вместе завтракали и изучали Тору. И только потом каждый расходился по своим делам. А вечером они собирались и планировали работу на следующий день: кому собирать плоды, кому строить укрытие, кому готовить еду и охранять лагерь со всеми вещами, пока другие ушли по делам. Каждый день после захода солнца дежурные по лагерю должны были зажигать костер, горевший всю ночь, чтобы привлечь внимание проходивших кораблей и пролетавших самолетов. Огонь зажигали только на пляже, подальше от леса и сухих кустов.
Однажды Шмиль затронул очень деликатный вопрос, о котором все давно думали, ни никто не осмеливался начать разговор... Он открыл принадлежавший Шалому томик Хумаш и прочитал из Дварим, книги Второзакония: «У вас должно быть также место за пределами лагеря, где вы будете облегчаться, и у вас должна быть лопата... и с ее помощью вы должны вскапывать землю и засыпать отходы вашего тела..., благодаря этому ваш лагерь останется священным».
Воцарилось было неловкое молчание, но спустя минуту все согласились, что за лагерем следует предусмотреть укромное местечко для туалета. Для него изготовили специальную лопаточку, как того требует закон Торы.
Жизнь детей на острове постепенно входила в свою колею. Каждый день они открывали новые возможности использовать созданное А-Шемом для того, чтобы облегчить свое существование. Однажды Ашер позвал остальных мальчиков и, указав на небольшой участок на опушке леса, заросший колосками, торжественно заявил:
— Это пшеница! Мы сможем печь хлеб!
— Ты уверен? — спросил Гилад.
— Конечно. Я видел, как она растет у нас дома. Здесь, наверное, когда-то уже были люди, которые пытались ее вырастить. Конечно, с тех пор пшеница одичала. Однако она уже желтая, значит, почти созрела.
Ребята собрали скромный урожай и торжественно принесли снопы в лагерь. После нескольких попыток им удалось отделить зерна от плевел и даже найти способ обмолота. Гилад положил зерна в кастрюлю и растолок их палкой. Мука получилась не такая мягкая и белая, как дома, но все равно это была настоящая мука, и теперь можно было испечь хлеб.
Рон помогал матери печь халы и сейчас, засучив рукава, принялся смешивать муку с водой и готовить тесто.
— Я не уверен, что все получится как надо,— предупредил он.— У нас нет дрожжей для закваски. Мы просто посмотрим, что из этого выйдет.
— Подожди,— сказал Ашер.— Ты забыл разделить тесто на полосы, чтобы сплести халу.
— Боюсь, что она не получится,— проговорил Шалом.— По-моему, для халы нужно много муки, только тогда можно соблюсти мицву отделения кусочка. Может быть, стоит отделить совсем немного, без благословения, просто на всякий случай?
По совету Шалома Рон обжег маленький кусочек теста, который он отделил от всего куска, как это делала его мать. Затем свернул из теста два кольца и положил их на металлический лист над огнем. В результате получился мягкий и душистый хлеб, так хорошо знакомый им.
— Похож на питу,— заметил Шмиль.
— А мне кажется, на блин,— засмеялся Гилад.
— Все равно, это хлеб,— заявил Рон.— Теперь у нас есть хала для Субботы.
Действительно, когда настала вторая Суббота их пребывания на Таршише, они смогли приготовить все необходимое для субботней трапезы: вино, по две халы для обеда, завтрака и ужина, рыбу и фрукты, горящий огонь и ограду эрува.
На этой неделе даже удалось соорудить специальную печь. Ее сложили из больших камней и обмазали глиной, которая затвердела под действием огня. Сверху оставили маленькую щель для дыма. Внизу проделали небольшое отверстие, чтобы подкладывать ветки и сучья.
Каждый день был наполнен напряженной работой, новыми открытиями. Укреплялась и дружба.
— Эй, посмотрите! — закричал Нафтали однажды утром, когда они собирали в лесу фрукты,— это яйца!
Нафтали нашел четыре мелких белых яйца в маленьком гнездышке на ветке дерева.
— Мне глазунью! — заказал Шмиль.
— А мне приготовьте шакшуку,— засмеялся Шалом, вспомнив этот вкусный восточный омлет с помидорами, который он так любил дома.
— Подождите! — проговорил Ашер.— А вы уверены, что эти яйца кашерные?
— Да разве яйца бывают некашерные? — удивленно спросил Нафтали.
— Конечно,— ответил Ашер,— Нельзя есть яйца некашерных птиц.
— Верно,— сказал Дани.— Но как мы узнаем, чьи это яйца?
— Давайте спрячемся,— сказал Гилад,— и посмотрим, кто прилетит в гнездо.
Так они и сделали. Мальчики терпеливо ждали, пока не прилетела птица-мать, и с радостью убедились, что это яйца красивой (и кашерной) голубицы. Только после этого они подошли к гнезду, отогнали птицу подальше, прежде чем забрать яйца, и тем самым соблюли мицву шилуах а-кен[*]. В тот вечер новое блюдо — вкусный омлет из яиц и овощей — украсило обеденный стол, который они соорудили из камней.
Шилуах а-кен
Древнеевр.: «Отпускание из гнезда». Закон, запрещающий одновременно брать из гнезда птицу и яйца: птицу следует отпустить.