Но самое большое открытие недели было еще впереди. Однажды вечером Рон и Ашер обратились к ребятам с озорным блеском в глазах.
— Посмотрите, что мы для вас приготовили,— сказал Рон голосом, полным гордости и волнения.— Конфеты!
— Конфеты! — изумился Шмиль, вскакивая с места.— Вы не шутите?
— Смотри сам,— улыбнулся Рон, протягивая небольшую чашу из кокоса, наполненную сушеными фруктами, покрытыми тоненьким слоем блестевшего на солнце сахара.
— Как вы это сделали? — спросил Дани.
— Очень просто. Прокипятили фрукты с сахаром и просушили на солнце.
— Сахар? — спросил Нафтали.— Где вы его взяли?
— Мы хотели, чтобы это был сюрприз! — улыбнулся Рон.— Я нашел в лесу несколько стеблей сахарного тростника. Совершенно случайно. Попробовал их на язык, пожевал. Они оказались сладкими. Тогда я решил сделать опыт и посмотреть, получится ли настоящий сахар. Прокипятил тростник в воде, затем выпарил всю воду, на дне действительно остался сахар!
Мальчишки отведали неожиданное угощение, причмокивая губами от восхищения. Очень скоро производство и распределение конфет стало центром всей общественной жизни на Таршише. Ребятам хотелось все больше и больше конфет, и Дани решил распределять их поровну, чтобы никому не было завидно и обидно. Дважды в неделю Рон готовил засахаренные сладости, которые раздавали тут же, на глазах у всех.
Но каждый поступал со своей порцией по-разному. Гилад немедленно съедал, облизывая пальцы. Дани уступал просьбам Нафтали и делился с ним. Шалом и Ашер сохраняли свои порции для послеобеденного десерта, а Рон использовал свою для того, чтобы платить Ашеру, который мыл вместо него посуду и кастрюли. Рон смеялся и говорил, что это занятие надоело ему еще дома. Только Шмиль, который любил подолгу сосать конфеты, собрал целый склад их в своем рюкзаке. Именно эта привычка Шмиля однажды вечером привела к страшному событию.
8. Суд
— Кто взял мои конфеты? — сердито закричал Шмиль.
— Какие конфеты? — спросил Дани.
— У меня здесь были конфеты! — упрямо твердил Шмиль.
— Может, ты доел их еще утром? — предположил Гилад.
— Нет! Я накопил много конфет, я старался беречь их, чтобы полакомиться днем!
— Может, ты их потерял? — спросил Рон.
— Не может такого быть,— настаивал Шмиль.— Я уже третий раз замечаю, что мои конфеты исчезают, когда я работаю. Сначала я тоже думал, что теряю их. Но сегодня утром я точно подсчитал, сколько их у меня осталось, сейчас я посмотрел и не нашел ни одной!
— Что ты так горячишься? Мы сделаем тебе еще,— успокоил его Ашер.
— Это очень важно,— настаивал Шмиль. Я просто хочу знать, кто роется в моих вещах.
— Роется в твоих вещах? — сердито сказал Дани.— Как ты можешь такое говорить! У нас все общее — еда, лагерь. Здесь все принадлежит нам всем.
— Но не мои конфеты,— отрезал Шмиль.— Каждый получает одинаковое количество и делает с ними все, что хочет. Я сберег свои конфеты и никто не имеет права красть их у меня.
— Что с тобой, Шмиль? — спросил Шалом.— Спорить по таким пустякам? Я тебя не узнаю.
— Я имею право требовать, чтобы в моих вещах не рылись.
Дети были расстроены. Разгорелся спор о собственности — все принадлежит всем или у каждого есть свое имущество? Дани горячо настаивал, что все их имущество принадлежит всей группе. Шмиль доказывал, что наряду с общей собственностью, например, чашками и продуктами, есть и личная собственность, которую каждый привез из дома, скажем, одежда или содержимое их сумок.
— Шмиль прав,— сказал Шалом.— Конфеты раздаются всем поровну и как только их раздали, они становятся личной собственностью. Но ты, Шмиль, пожалуйста, перестань разжигать спор на эту тему. Прошу тебя!
— Я не спорю с тобой,— сказал Шмиль.— Дело в принципе. Мы не должны допускать воровства... И здесь, на острове, должна быть справедливость... У нас не должно быть воров!
— Кто вор? — спросил с возмущением Дани.— Кого ты обвиняешь?
Шмиль повернулся и холодно проговорил: — Рон.
— Что? — воскликнул Рон с возмущением.
— Да, Рон,— сказал Шмиль,— мои конфеты исчезают уже в третий раз. И всегда в то время, когда ты остаешься охранять лагерь. Ты был здесь один и никто тебя не видел. Каждый раз, когда ты дежуришь, у меня пропадают конфеты.
— Что ты говоришь? — закричал Рон, задыхаясь от возмущения.— Зачем мне у тебя воровать? Ведь именно я делаю конфеты.
— А я тебе скажу, зачем. Ты ведь используешь свои для оплаты, чтобы вместо тебя мыли посуду. И тебе самому ничего не остается. Нехорошо, Рон. Если бы ты попросил меня, я бы тебе дал немного. Но зачем же брать без спросу?
— Что ты наделал! Пойди извинись! — с возмущением обратился Дани к Шмилю.
— За что? — спросил Шмиль с обидой.— Это ему надо извиниться. А я уж посмотрю, прощать его или нет, если он попросит прощения.
Мальчики подавленно молчали.
— Что же нам делать? — наконец спросил Шалом.
— Я не знаю,— только и ответил Дани.
— Я требую суда,— заявил Шмиль,— пусть суд решит, кто из нас прав.
— Суд? — спросил Ашер.— Какой еще суд? Потом ты потребуешь полицию.
— У нас здесь все должно быть справедливо,— настаивал Шмиль.— Мы не должны допускать воровства.
— Каждые три еврея могут образовать еврейский суд, бейт дин,— сказал Шмиль.
— Но это должны быть взрослые евреи! — уточнил Шалом.
— Если у нас не будет правосудия,— твердил Шмиль,— все начнут воровать, лгать, обманывать!
Рон обернулся к мальчикам и крикнул:
— Если он хочет суда, прекрасно! Я готов поклясться, что не крал!
— Клясться нельзя даже ради правды! — возразил Шалом.
— Я требую суда,— настаивал Шмиль.
— Подожди хоть немного. Дай подумать,— в отчаянии взмолился Дани и повернувшись к Шалому, прошептал: — Что нам делать?
— Мы не можем судить,— ответил шепотом Шалом.— Но если мы их выслушаем, им станет легче.
— Хорошо,— согласился Дани и повернулся к Шмилю.— Кого ты предлагаешь в качестве судьи?
— Гилада!
— Ты согласен? — спросил Дани Рона.
— Да,— ответил тот,— но я хочу, чтобы судьей был и Шалом.
— Но не может быть двое судей,— возразил Дани.— Вдруг Гилад согласится с Шмилем, а Шалом — с тобой?
— А одного тоже нельзя,— добавил Шалом.— Только А-Шем вершит суд один.
— Тогда будешь судьей и ты,— сказал Шмиль Дани.— Хорошо?
Все согласились. Шалом, Дани и Гилад уселись на большой камень, а Шмиль и Рон встали перед ними.
— Я говорю, что я не крал,— сказал Рон.— Если он думает, что это я, пусть докажет.
— Еще чего! — отрезал Шмиль.— Это ты докажи, что не крал.
— Как он может это сделать? Как человек может доказать, что он что-либо не делал? — усомнился Гилад.
— Если кто-то обвиняет другого, именно истец должен доказывать свое обвинение,— сказал Шалом, вспоминая логику Талмуда.— Шмиль должен доказать, что Рон украл.
— Я уже сказал,— ответил Шмиль,— мои конфеты исчезают каждый раз, когда по лагерю дежурит Рон. Так было трижды. Ведь в это время он остается здесь один.
— Этого мало,— сказал Шалом.
— Сегодня я видел его около моих вещей,— добавил Шмиль.— Когда мы вернулись из леса, он быстро встал и ушел.
— Я не ушел,— сказал Рон,— я пошел всех встречать.
— Погоди, погоди,— проговорил Дани.— Шмиль, ты действительно видел, как Рон брал твои конфеты?
— Нет,— ответил Шмиль.— Но он — единственный, кто был рядом с моими вещами. Значит, это он.
Шалом, Гилад и Дани заявили, что хотят посовещаться и пошли на берег к шлюпке.
Нафтали издалека следил за старшим братом. С мускулистой фигурой, загорелым лицом он выглядел совсем взрослым и напоминал их отца, тоже широкоплечего и светловолосого. Нафтали был рад, что Дани вместе с ним на Таршише, но малыш старался не показывать брату своей радости. Когда они вернулись, Дани заявил:
— Шмиль, мы решили, что у тебя нет доказательств против Рона. Мы убеждены, что он не брал конфет. Здесь требуется другое объяснение.