Взгляд Сиобан смягчился.
– Я иногда задумываюсь: может, ты и не хочешь оставаться в Клинках?
– Как же не хочу! – быстро ответила я. – Мне только одного этого и нужно.
– Почему?
– Для королевского семейства нет никого важнее Клинков, – напомнила я. – Никто не служит так верно. Никто больше их не достоин королевского доверия.
Клянусь, я уловила в ее глазах проблеск жалости.
– Эф, тебе незачем служить королевскому семейству – ты к нему принадлежишь.
– Мы обе знаем, что это неправда.
– Правда. Что бы ни говорил твой отец.
Матира! Почему так больно это слышать, ведь здесь все просто? Я разрывалась надвое: одна половина с благодарностью отозвалась на ее слова, а другой хотелось встать на защиту отца. Ведь он не был виноват, что я не гожусь для трона. Но в ее словах, возможно, содержалась доля истины. Может, я стремилась не столько служить в Клинках, сколько показать себя. Как кошка, приносившая к ногам моего отца убитых крыс. «Смотри, что я тебе принесла. Теперь ты меня любишь?»
Я отбросила эту мысль.
– Все равно, – сказала я. – Мне нельзя потерять это место. Скажи, что мне делать, чтобы его сохранить.
– Не мое дело – спасать тебя от собственной глупости. А даже будь оно моим…
На этом месте я перестала ее слушать. Мой взгляд метнулся к стене леса впереди.
– Я не сумела бы тебя переделать и даже подсказать, как этого добиться.
– Тсс, – шепнула я.
– И не затыкай мне рот…
– Командир, прислушайся!
Я морщила лоб, напрягая слух.
Вот, опять тот же звук, что мне почудился. Низкий гортанный голос вдалеке, лес почти поглотил его. Чуть слышный шум движения. Мы с Сиобан переглянулись, ладони легли на рукояти мечей.
Слова были ни к чему. Мы медленно соскользнули с седел. Вступили в чащу, ступая осторожно, совершено беззвучно.
Шум стал громче. Теперь точно – голос. Что говорит? Отдельные звуки не складывались в слова.
«Су-та-на… га… Cу…»
Еще два шага.
И я вдруг поняла.
– Сатанага! – выдохнула я. – Он взывает к сатанаге.
Сатанага, право на помощь и убежище, известное и признанное всеми домами, – но прибегают к нему только при самых страшных бедствиях.
Сиобан распахнула глаза. Развернулась, в спешке отбросив осторожность.
– Говори! – проревела она. – Мы объявляем себя. Мы – Клинки сидни. Мы слышим твой призыв.
Одним мощным ударом она проломила гущу ветвей, и мы вырвались на заболоченную поляну. И я захлебнулась воздухом.
Перед нами лежали тела.
Десять тел, если не больше, раскинулись по болотистой земле жуткой кровавой вереницей. Мужчины, женщины, несколько детей. Все неподвижны, кроме ближайшего к нам мужчины с медными волосами. Одну руку он выбросил вперед, словно пытался ползти, цепляясь ногтями. Другой зажимал залитый кровью живот.
– Сатанага… – прошептал он.
– Матира! Они мертвые?
Слова эти сорвались с губ, я не успела их удержать. Я упала на колени рядом с мужчиной, а тот поднял на меня стеклянный взгляд.
Он покачал головой – слабо, но с отчаянной настойчивостью.
– Возвращайся в Удел! – гаркнула мне Сиобан. – В расположение, приведи подмогу. Сейчас же. Они, если еще живы, без помощи долго не протянут.
Она уже стояла по колено в воде, вытягивала тела из болота. Я начала подниматься, но слабые пальцы поймали меня за рукав. Опустив взгляд, я увидела того мужчину с темно-рыжими волосами. Он с трудом держался на грани беспамятства.
– Возьми… меня…
– Я вернусь, – успокоила я.
– Прошу… – Он хрипло дышал. – Они должны… увидеть.
Неужто он правда так думал? Что фейри Обсидиана так холодны, так бессердечны, что не помогут, пока своими глазами не увидят его кишки?
Я не могла его так оставить.
Так что я распрямилась, подняла к губам висевшую на шее стальную трубочку и свистнула Рее. Та галопом прорвалась сквозь заросли, и я – как могла бережно – подняла раненого с зыбкой земли. Он так дрожал, что едва не выскользнул у меня из рук, его горячая кровь пропитала мою одежду. Крови было много, так много…