– Должен найтись способ разорвать ваше соглашение, – сказал Макс. – Ходили слухи, что и договор крови можно разорвать. Надо найти нужных людей, поговорить и, может быть…
– Разорвать?
– Конечно. Или ты хочешь стать «той самой, что посадила Зерита на трон»?
«Нет. – Ответ твердо прозвучал в голове. – Нет, не хочу».
Но вслух я сказала другое:
– Не хочу. Но стану.
Макс метнул на меня взгляд. Его глаза – так смотрят на предавшего – мне все нутро вывернули.
– Этот человек не заслуживает права дышать.
– Не в этом дело.
– Не в этом дело?
– Думаешь, я его не ненавижу? Как же не ненавидеть! Он… он сделал меня…
Я даже не знала, как закончить. Какое тут слово выбрать. Он однажды оставил меня в рабстве, а теперь снова сделал рабыней. Мое отчаянное желание спасти беззащитных он превратил в орудие убийства. А теперь пытался завладеть самой моей жизнью, чтобы через нее управлять другими. От гнева на него у меня теснило в груди.
Но тут же перед глазами встали беженцы на корабельной палубе. Как они на меня смотрели – будто на последнюю надежду.
– У меня была причина заключить этот договор, – выдавила я. – И она никуда не делась. Я буду сражаться в его войне, чтобы вместе с тем вести свою.
– За что эта война? За его честолюбие?
– Проливая кровь на тот договор, я думала, что отдаю ее за честолюбие Сесри. Какая разница?
– Разница в Зерите. Разница в Решайе.
– Я сдержала его раз, сдержу и в другой. Я сумею использовать эту силу, чтобы сделать войну менее кровавой.
– Ты говоришь, как Нура.
Он зарезал меня этими словами. Я вырвала у него руку, хотя и видела по лицу, что он уже раскаялся в сказанном.
– А что ты от меня хочешь? – огрызнулась я. – Хочешь, скажу, что я хотела бы все это бросить? Хочу, Макс. Как не хотеть? Но сколько народу не могут все это бросить. Они останутся и будут страдать. Такие же девушки, как я. Ты ненавидишь Зерита за то, что он оставил меня здесь, а меня просишь поступить так же.
Что-то мелькнуло в его глазах.
– Не так же.
– А в чем разница? В том, что те не стоят перед тобой. Что ты не любишь их так, как любишь меня. Если ты чего-то не видишь, это не значит, что этого нет, а они так же кем-то любимы, так же для кого-то важны. Ничего не делать – особая привилегия, Макс. Так многим она не досталась…
Он уставился на меня, стиснув зубы, и в его глазах раскаяние смешалось с печалью и гневом.
– Невозможно вести войну, не замарав рук, – сказал он. – Невозможно даже для тех, кто воюет за правое дело. Даже для победителя.
Я знала, он прав. Победа в треллианской войне стоила мне многих своих. Но разве у меня был выбор?
Я шагнула к нему, взяла в ладони его лицо.
– Ты не обязан воевать, – прошептала я. – Ты и так многое отдал.
Макс прижался лбом к моему лбу, тело его находилось так близко, со всех сторон окружая теплом. Он заговорил уже без гнева, с холодной усталостью.
– Тут мне выбирать не приходится, – пробормотал он и прижал меня к себе.
Земля ушла у меня из-под ног. Только что я цеплялась за свои планы, держалась на краю и вот вся провалилась в него. Его запах – сирень и пепел – окутал меня. Я уткнулась носом ему в плечо, вдыхая этот запах. Я слышала, как вздрагивает его дыхание: он силился не сорваться.
Я отстранилась немного, отвернула лицо, приоткрыла губы, хотя еще не знала, что с них сорвется. Но заговорить не успела – он поцеловал меня, и этот поцелуй сказал все, чего он не умел вложить в слова. Несколько драгоценных секунд ничего больше не существовало, кроме нашего согласного дыхания, движения его губ, касания языка.
Осталось одно: мы живы, мы здесь, мы вместе.
Мы разделились, но не отстранились, он все еще прижимался ко мне лбом.
– Прости, – пробормотал он. – Просто я… это место…
Кажется, даже эти обрывки слов дались ему с трудом. У меня ныло в груди. Разве могла я не заметить, как он переменился, шагнув в эти двери, – не заметить жестокой осязаемой боли, словно он ступал по бритвенным лезвиям.
– Мы не допустим, чтобы вышло, как в прошлый раз, – шепнула я. – Мы найдем способ.
Я твердила себе, что сумею это исполнить. И спасибо ему, что он не поймал меня на сомнении, хотя наверняка его распознал.
Он просто поцеловал меня в щеку и тихо сказал:
– Я хочу тебе верить.
Глава 7
Эф
– Не может быть, – сказал король.
– Все выжившие говорят одно и то же, повелитель, – возразила Сиобан.
Она стояла перед моим отцом на коленях, у нижней из стеклистых черных ступеней, что поднимались к тронному месту темной и скользкой лестницей под аркой блестящего камня.
Отец, и моя мать, и сестра – все они стояли наверху, каждый с короной на голове. У отца – из «ночного стекла» поверх длинных, припорошенных пеплом каштановых волос. У матери – с зубцами из витого серебра на бледном лбу и гладких исчерна-рыжих локонах – почти как у меня. Право, мое сходство с матерью почти пугало. Копия, только не такая красивая, признаем честно. Щеки у меня были румянее, рот шире, глаза больше и скошены книзу, из-за чего мать всегда подшучивала, что у меня на лице вечная скорбь.