– Ты хотел, чтобы я их всех убила.
– Они должны были понять последствия своих действий.
– Они, бесспорно, напуганы.
– Этого недостаточно.
Он снова зашагал взад-вперед.
Я не спускала с него глаз. Человек, владеющий положением, так себя не ведет.
– Ты ждал, что я одарю тебя горой трупов? – тихо спросила я. – Что навело тебя на мысль, что резню, учиненную тобой, они оценят выше, чем учиненную Сесри?
Он поджал губы. На миг его лицо скомкал внутренний спор. И страх. Но исчез, едва я успела его заметить.
– Ты должна бы понимать лучше всех, кто здесь есть, – отрезал он. – Думаешь, окажись ты на моем месте, тебя стали бы уважать без принуждения? Тебя, заморскую рабыню? Не смотри на меня сверху вниз. Тисаана, ты не хуже меня знаешь: они не преклонят колени перед безвестным бастардом, если их не принудить. Как они принуждали меня.
Его голос перешел в крик, отдался в воздухе и увяз в чем-то похожем на стыд. Он отвернулся.
И я вдруг поняла.
Вот почему Зерит поставил во главе своего войска не кого иного, как Макса. Потому что Макс обладал тем, чего больше всего хотелось иметь Зериту: не просто даром стратега, а еще и родовым именем, почитаемым аранской знатью.
Макс рассказывал мне о давнем соперничестве за звание верховного коменданта. Стоило вспомнить тот рассказ, все встало на место. Претендентов, говорил мне Макс, оказалось четверо. Одного унесла война. Макс отступился после гибели семьи. И Нура, еще не оправившаяся после Сарлазая, не могла продолжать борьбу.
Остался один Зерит, он и стал комендантом. Никто его не выбирал. Выбора просто не было.
Картина мира переменилась, стоило мне понять, как зыбко положение Зерита.
– Ты свободна, – сказал он.
Не оборачиваясь, словно не желал видеть мое лицо. Может быть, понял, что я осознала.
Пока я добиралась до своей комнаты, ноги стали оставлять кровяные отпечатки. В коридоре я изо всех сил старалась шагать твердо. Но едва закрыла за собой дверь, все швы полопались.
Я даже до кровати не добралась – повалилась на пол.
Я раскинулась на бархатной кушетке в кабинете Эсмариса, с моих пальцев слетали бабочки. На поле битвы они выглядели зловещими – а здесь серебряными облачками. Всего лишь украшение, как и я сама. Эсмарис держал за горло своего генерала, мы с двумя рабынями делали вид, будто так и надо, будто человека не прижали лицом к столу, будто мы не заперты в одной клетке с чудовищем, способным в любую минуту обратить свою свирепость на нас.
Настанет день, когда она обратится на меня.
– Зачем мне тысяча мертвецов? – рычал Эсмарис. – Мертвые не вспомнят твоего имени!
Я подняла взгляд.
Комната внезапно опустела. Не стало генерала, и женщин не стало. Угрюмый Эсмарис мрачно уставился на меня – словно заметил вдруг, как пристально я наблюдаю.
– Воображаешь себя очень умной, Тисаана? – спросил он.
– Самую малость, – улыбнулась я.
– И все равно ты рабыня. Рабыней и останешься.
Я встала, прошла через комнату. Мне видна была самая крошечная морщинка на его лице, каждая родинка, каждый седой волосок. Я даже во сне узнавала каждую мелочь. Он, глядя на меня, видел красивую вещь, а я запоминала его.
– Мертвецы не помнят имен, – пробормотала я, – но скажи, вспомнишь ли ты, живой или мертвый, мое имя?
Я приподняла ему подбородок – от перемены ролей меня пробрала приятная дрожь, мне нравилось смотреть на него сверху вниз.
– Было время, я рвалась показать тебе все, чему у тебя научилась. Казалось бы, ты должен мной гордиться. Не забавно ли?
Нет, в тот день, когда он решил забить меня насмерть за то, что не превзошла его ожидания, в его глазах не было гордости.
– Эсмарис, я и теперь не прочь тебе показать, – шептала я. – И надеюсь, тебе доведется это увидеть. Надеюсь, ты увидишь, как похищенные у тебя знания уничтожат твой мир.
И только тогда он улыбнулся.
И в моих ладонях вдруг оказалось лицо Зерита с темными прожилками на нижних веках.
– Тисаана, нам никогда не называют цены, – сказал он. – Цены за то, что карабкаешься с самого дна. Ты готова платить?
Миг…
Пропал Зерит. Пропал Эсмарис. Поместье развалилось, сменившись знакомыми объятиями. Запах пепла и сирени наполнил легкие, кожу щекотало тепло – теплые губы касались плечей, груди, горла, губ.
– Не так уж плохо сгореть вместе, – шептал мне в ухо Макс. – Ты бы не прочь? Я знаю, что не прочь.
Он высказал правду, которую я боялась признать. Насколько я готова была все отдать ради него. Насколько боялась его потерять.
А я уже его отпустила.
Один вздох, и он пропал.