— Спасибо, Галина Павловна, — поблагодарил я женщину. — Это вам сказал муж?
— Нет, что вы! — замотала она головой. — У меня своих источников хватает.
Действительно, события начинали принимать характер секретной спецоперации. На следующий день, в шесть часов вечера, ко мне явился Равиль в посверкивающей мехом норковой шапке и длиннопол ом пальто из кашемировой шерсти цвета очень спелой черешни.
— Ахмед Магомедович попросил меня зайти за вами. Он приедет в бар после выступления на телевидении.
— Выступления на телевидении?..
— Да, он сейчас там.
Кабинет редактора, где находился телевизор, уже был закрыт. Я махнул рукой, надел свою двадцатилетнюю дубленку, кроличью шапку, и мы молча пошли по снегу в сторону айсберга гостиницы. Меня, честно говоря, немного утомила шпионская жизнь, но приказа покинуть страну из Центра еще не поступало.
Мы спустились по мраморной лестнице вниз и вошли в бар. Там вообще никого не было. Если не считать бармена. А его никто и не считал.
Равиль притащил три банки пива и чашечку чая. Ну, зато он отыгрался на сигаретах, пьянея быстрее, чем я. Если бы я не знал, что анаша курится с папиросами, то мог бы заподозрить мусульманина в том, что он «забил косяк». Но я брал сигареты из той же пачки. Может быть, мне показалось. Или у него была еще одна пачка. Равиль в черном костюме и белой рубашке, но без обязательного для Ахмеда галстука. Бары, банки, кегельбаны… Как это у них получается? Я не смог бы себе представить, что Ахмед Дадаев где-нибудь в Гайнах грузит лес на баржи. Откуда в них этот индикативный посыл — во что бы то ни стало жить лучше других? Павлиньи перья… «Павлины, говоришь…», — вспомнил я «Белое солнце пустыни», сценарий которого написал азербайджанец Ибрагимбеков.
«Это аморально», — подумал я и начал пить бесплатное баночное пиво.
— Чем сейчас занимаетесь, Равиль? — сделал я бессознательную попытку выяснить источник финансирования аскетической жизни религиозной элиты.
— Общаюсь с богатыми людьми, — ответил он без улыбки, — собираю средства для фонда «Возрождение». Извините…
Равиль встал и направился к молодой женщине, только что во-шедшей в бар. Он тихо приветствовал ее, разведя руки в стороны, будто не в силах скрыть своего изумления красотой. Я осмотрел женщину: приталенная замшевая куртка желтого цвета, аккуратные синие джинсы, сумочка на плече… Да, лицо — чистое, нос с небольшой горбинкой, все остальное — в пределах нормы. Они о чем-то говорили, но о чем, я не слышал, к сожалению.
Раза два женщина посмотрела в мою сторону.
Равиль вернулся на место и закурил.
— Вы знаете ее? — спросил.
— Нет, — ответил я.
— Это Алёна — бригадир гостиничных проституток. — Под Якутом ходит…
Конечно, меня завораживала скорость, с которой комсомолки становились проститутками. Но тут я удивился экзотическому знакомству председателя мусульманского фонда, однако вида не подал. При этом, конечно, ничего не сказал о том, что впервые видел проститутку. Надо думать, я ошибся в том, что не видел. Нет, конечно, видел, но откуда я знал, что это она? Попробуй различи… Алёна была холеной, гладкой, дорогой. Трудно было поверить, что свой долг перед Родиной она отдавала на панели.
Следующая сцена оказалась такой же неожиданной, хоть и долгожданной. Раздался шум — шаги, голоса, и в дверь ввалилась толпа — по крайней мере, мне так показалось. «Толпа вошла, толпа вломилась в святилище души…»
Впереди шел Ахмед Магомедович, веселый, оживленный, чувствовалось — только что с экрана. За ним появился Сергей, редактор и ведущий телевидения, и, к моему дикому удивлению, полковник в казачьей форме. О причудливые формы гражданской войны — от чернозема до шоу! Пододвинули еще один стул и дружно уселись за наш стол. Тут же появилась упаковка пива, орешки, сигареты.
Выяснилось, что в студии состоялся диалог, который периодически охлаждал Сергей — арбитр-ведущий с лысой головой и умными глазами. Полковник играл казака-разбойника. Дадаев ему отвечал — коротко и сильно. Каким образом это произошло? Как казак вышел на телевидение в тот самый момент, когда туда пригласили Дадаева?
Через два дня майор Неверов позвонил мне на работу.
— Есть необходимость встретиться еще раз, — сказал он, всем своим тихим голосом демонстрируя сожаление. — Вы не могли бы сами приехать ко мне?
О, меня приглашают в «башню смерти» — серое здание управления внутренних дел с четырехугольной башней и шпилем, поднимающееся над площадью. Если представить город угольным пластом, то «башня» должна быть похожа на шахту.