— Они способны на все.
— Да, если судить по Чечне — на многое…
— Я думаю, тебе нужна охрана…
Я понял, что Дадаев играет на повышение… И улыбнулся.
— Нет, — покачал я головой, — сам отобьюсь.
— Э-э, когда их несколько, без оружия не отобьется никто, даже чемпион мира по борьбе.
— А зачем тебе деньги? — решил перевести я разговор в актуальное русло. — Помогают защититься? Кончились? Или нужно на гостиницу? На жизнь?
— Нет, — ответил он и замолчал.
Легко и долго курил. Потом продолжил:
— На это у меня есть… Открою тайну, тебе верю. Я разработал хороший план: снять в Казани самолет для чартерного рейса в Чечню, хочу доставить туда гуманитарную помощь — одежду, продукты, медикаменты… Но мне мешают.
Я был сражен этой чеченской наглостью. Самолет! Как у Сашки — «самолет гуманитарной помощи», из конструктора, для чартерного рейса. Тут на автобусный билет не знаешь где наскрести, по всем карманам…
— Интересно, Ахмед, как ты добываешь такие большие «бабки»? Торгуешь на рынке, как твои земляки?
— Мои земляки так не опускаются, для торговли они нанимают русских женщин.
«Урод», — мелькнуло в моей голове — и пропало в темноте ночи.
— Мы работаем в Перми, с одним богатым человеком…
— А с чем связаны дела?
— С нефтью. Нефть — это большие деньги! Знаешь, однажды мои люди в Чечне задержали грузовик, под тентом он был битком набит российскими рублями. Дудаев лично приказал отпустить машину…
Он сидел в белой рубашке и галстуке, пиджак висел на спинке стула. Настойчивая претензия на европейскую культуру меня изумляла. Он утверждал, что Чечня находится в Европе. Надо будет посмотреть по карте.
— Можешь поехать со мной, если не боишься. Есть еще идея — вывезти раненых с гор…
— А как? — удивился я.
— Они лежат там в пещерах. Вывезти можно по горным тропам на двухколесных тележках…
В этот момент он сделал жест, который потом долго тревожил меня: он прикрыл рот ладонью. Я читал литературу о языке жестов и знал, что это означает.
Мы уже давно перешли на «ты», не споткнувшись. Я сильно задумался и чисто машинально разлил по стаканам виски. Мы выпили достаточно, и после этой серьезной дозы я согласился.
— Хорошо, — сказал я, — а когда полет может произойти?
— Примерно через неделю.
Мы стремительно напивались. Сумерки сознания сливались с темной водой ночи.
— И все-таки мне кажется, что вы разбойная нация, — неожиданно произнес я, удивляясь собственной наглости. Со мной это случалось, когда выпивал больше, чем позволял мой короткий разум.
— Возможно… — Ахмед неожиданно улыбнулся. — Вот я, например, жестокий человек.
Мне показалось, что в его голосе звучит гордость.
— Если надо, могу рассечь человеку грудь ножом!
Произнося эти слова, он сделал резкий сабельный жест, демонстрирующий решительность и силу удара, вспарывающего человеческую плоть.
— Кавказ предо мною… — покачал я головой. — Я тоже могу, но ведь не сделаю это!
— А я сделаю! — поднял он на меня ясные, но пьяные глаза. — И сделал уже…
— Как это? — не понял я.
Ахмед молчал… Он опустил взор, может быть, вспоминая то, что произошло в диких горах Кавказа, про которые писали Пушкин и Лермонтов. В пьяной моей голове всплыли все эти сумеречные страсти «Героя нашего времени» и безумного «Демона».
— Я убил свою жену, — наконец произнес он.
И поверг меня в холодный шок.
Я, конечно, был, мягко говоря, не трезвым, но понимал: ему нет никакого резона такое выдумывать. И я поверил: он действительно ее убил. Но почему?
— Почему ты ее убил? — тихо спросил я.
Ахмед молчал, повесив красивую голову на грудь. Правая рука его лежала на кромке стола, в левой дымилась тонкая сигаретка.
— Была причина, но сказать не могу…
— Она тебе изменила?
Он улыбнулся, но в тот момент эта улыбка показалась мне театральной. Ошибкой Ахмеда было то, что он разговаривал не с чеченцем. Он выпил и забыл, с кем разговаривает. Бывает.
Кажется, Ахмед не понимал, что русскому сознанию давно чужда актерская гордость за собственную жестокость. Русские еще так же жестоки, но уже стараются скрыть это от посторонних глаз. Разница небольшая, но существующая.
«А много ли немцы, русские отличались во время Отечественной войны от горных чеченцев? — думал я. — Немцы, чеченцы… Россия».
— Мой дядя, Рашид Дадаев, главный врач психиатрической больницы в Закан-Юрте, на Сунженском хребте, назвал меня сумасшедшим. Аллах его покарает!
Ну, Аллаху виднее…