— Извините, я журналист, у меня такой вопрос: добрые люди сказали, что в вашей гостинице остановился представитель генерала Дудаева. Вы ничего об этом не знаете? — Представитель генерала Дудаева? — было такое ощущение, что администратор начинает падать назад, вместе со стулом, гладкой спиной на пол.
Потом она отдышалась и стала внимательно разглядывать меня сквозь стекло.
— Нет, у нас пред-ста-ви-тель генерала не останавливался, — наконец ответила женщина, одновременно что-то соображая.
— Еще раз извините!
Я пересек вестибюль, прошел мимо дежурного в сторону стеклянных киосков, зашел в один из них, через минуту вышел с газетой в руке и вернулся к дежурному в мертвом секторе, так, чтобы администратор не смогла меня увидеть.
— Извините, я журналист, — обратился я к парню в пиджаке с бейджиком на лацкане, раскрывая удостоверение. — Скажите, у вас в гостинице чеченцы есть?
— Чеченцы? — удивился дежурный. — Есть, но утром они все ушли. А в чем дело?
— Вы можете передать им мою записку?
— Могу, — кивнул он головой.
Я достал блокнот, написал несколько слов и оставил дежурному.
— Спасибо, — поблагодарил я парня и направился в редакцию. Обошел всю, но моего репортера по-прежнему не было. Может быть, Слава затаился у какой-нибудь подружки?
Я еще раз заварил черный индийский чай, сел за свой аэродромный стол и начал писать короткий и злой материал об общественном сознании моих сограждан.
В 16:00 раздался телефонный звонок.
— Мне нужен Юрий Иванович, — медленно произнес голос с ярко выраженным кавказским акцентом.
— Слушаю вас, — ответил я.
— Мне передали записку. Вы хотели бы встретиться с чеченцами? Вы корреспондент?
— Да, а вы представитель генерала Дудаева?
— Кто я — скажу при встрече, — ответил, как я уже понял, скромный потомок легендарного Шамиля.
— Хорошо, когда и где мы сможем встретиться?
— Хоть сейчас…
— Приду через десять минут.
— Я буду ждать вас на первом этаже гостиницы.
Три минуты ушло у меня на то, чтобы найти начальника отдела социально-экономических проблем Андрея Матлина и предупредить его, что ухожу на встречу с чеченцами:
— Если не вернусь, считайте меня бараном.
— Диктофон взял? — спросил Андрей. — Будут убивать, пленку сохрани…
Я сразу узнал чеченца. Потому что в вестибюле больше никого не было: у квадратной зеркальной колонны стоял невысокий человек в черных блестящих ботинках, черном костюме, черном галстуке и белой рубашке.
— Ахмед Магомедович, — представился он, пожимая мою руку, — Дадаев.
Я тоже назвался, разглядывая мужественное лицо со слегка горбатым носом, аккуратно постриженными густыми черными волосами и небольшой бородой.
— Пройдем наверх, попьем чаю, — пригласил он.
Мы поднялись на четвертый этаж, пустынный, как заснеженная вершина Казбека. «Тебе, Казбек, о страж востока, принес я, странник, свой поклон…»
Сели за столик в углу холла, я достал диктофон, блокнот и авторучку. Ахмед подошел к двум женщинам у стола дежурной по этажу и попросил заварить чаю.
Когда он вернулся, я показал ему свое удостоверение, чтобы иметь моральное право задавать вопросы.
Ни разу в жизни я не разговаривал ни с одним чеченцем…
Дежурная принесла чаю.
— Это правда, что вы являетесь представителем генерала Дудаева?
Ахмед Магомедович Дадаев молчал, опустив руки к чашке, стоявшей на низком столике. Я обратил внимание на созвучие фамилий: Дадаев и Дудаев. Случайно ли это?
Ахмед Магомедович сделал глоток, второй и поставил чашку на блюдце.
— Я был заместителем министра госбезопасности Чечни, — медленно и ясно произнес он.
Я замер от неожиданности… Я понял: в руки шла та самая удача — профессиональная, журналистская.
Сама шла, без конвоя.
Вечером я вышел покурить на кухню, включил свет — стена слева дрогнула и поползла.
— Сто гектаров черных тараканов! — заметил по поводу наших соседей мой сын Сашка.
— И вовсе они не черные, а коричневые, — возразил я.
Вероятно, Сашка окрашивал многочисленных насекомых в темный цвет личных эмоций.
— Это не тараканы коричневые, а стена, — ответил он.
— Стена белая!
— Это у дедушки на Вишере стена белая, а у нас — коричневая! — настаивал он.
— Тебе кажется, — сопротивлялся я.
— Тогда три литра коричневых тараканов! — по-пиратски выругался он, придав своему чувству объемный ужас.