Выбрать главу

Я чуть не заплакал от умиления… Валечка, ты прелесть моя, карамелька, ты слаще водки! Это было похоже на автобусную остановку под названием «Мичуринские сады шахтеров “Каменный цветок”».

Вообще, объявить себя умным — всё равно что назвать окружающих недоумками. Оксана и Валентина от всей души настраивали людей против Алохина. Знакомые сочувствовали мне, понимали, что я пошел в пиарщики от безысходности, а не потому, что мне эти женщины нравятся. Ну кому они могут понравиться, господи?

Я, поддатый, шел по улице и тихо скандировал: «Это не женщина, а бампер белорусского самосвала!» Я шел, покачивался и скандировал. И ни один мент меня не остановил. Потому что все были в туалетах оперного театра, на своих боевых постах.

Я вам кто — «психотерапэвт»? Помните, как произносил это Кашпировский? Я психоаналитик? Психиатр? Священник? Или собутыльник? Почему вы всегда едете ко мне? Как говорили раньше про социологов, поток негативной информации — один из губительных параметров профессии. Был я социологом. А теперь приобрел опасную профессию журналиста. Опасную для здоровья. И жизни.

Да кто к тебе едет? Ты сам всех ведешь, сучонок!

На следующее утро, умываясь на кухне под краном холодной водой, я услышал тихие шаги, а потом — нервно-паралитический голос соседки Людки.

— Ты хотя бы помнишь, кого вчера в гости к себе привел?

Я начал вытирать лицо полотенцем и думать, точнее, вспоминать: да, взял бутылку вина, какого-то мужика пригласил к себе выпить, кажется, из соседнего подъезда, мелкого и беззубого… Но при чем тут Людка — она разговаривает со мной только в силу крайней необходимости, а такие вопросы никогда мне не задает. Тут, похоже, повод имеется.

— Даже не помню, как звать его, — покачал я головой.

— Володя его звать, — тут же ответила Людка, — двадцать три года на зоне, вор… Его всё Балатово знает, кроме тебя.

— Ты серьезно? — изумился я.

— Серьезно… — с издевкой произнесла она. — Когда я услышала шум и включила свет в коридоре, он как раз стиральную машину из твоей комнаты выносил!

— И что дальше? — испугался я за свою последнюю собственность: конечно, когда я встаю с похмелья, я не смотрю, стоит моя машина в углу комнаты или не стоит.

— Что-что… Велела ему занести машину обратно — сказала, иначе милицию вызову… Занес, куда он денется.

Я смотрел на свою соседку с растерянностью, восторгом и благодарностью. Я не ожидал от этой женщины столь благородного поступка, даже в том случае, если он ей ничего не стоил.

— Спасибо, Люда, — пробормотал я, — постараюсь, чтобы больше такого не было…

Я вернулся в комнату, сел на кровать и уставился в угол, где стояла она — стиральная машина «Малютка». Конечно, воровали и до Володи. Но самое интересное — кто и что воровал. Два раза подозрение пало на слесарей, обслуживающих дом. Один раз после них пропала мясорубка с кухни. В другой раз мы не нашли тяжелую медную ручку от душа, которая, по моим прикидкам, числилась ровесницей дома. Я вспомнил, что в шестидесятом году в России еще не было пунктов приема цветных металлов и медь, бронзу, алюминий можно было найти где угодно. Кстати, мясорубка тоже была цветной, из какого-то алюминиевого сплава. Ручку мы не смогли найти после ухода слесаря, который ремонтировал душ. Я смотрел на стиральную машину и думал о Володе, воре, которого знает всё Балатово, кроме меня. А следовало подумать о собственном образе жизни, губительном для здоровья и моих банковских счетов в швейцарских банках.

Из обзора

Наследственная война.

Неудача в Крымской войне склонила даже военное начальство к мысли о прекращении военных действий в Дагестане и признании над ним власти Шамиля… А Чечня, отказавшись от Шамиля, наконец-то высказалась за вхождение в Россию, причем нигде на Кавказе это не решалось так, как здесь: прямым голосованием на площадях. У народа (чеченцы так и зовут себя — нахче — народ) попросту не было своих ханов и беков.

* * *

Шамиль сдался в плен в день коронования Александра II. Император устроил в честь пленника парад и расцеловал его под солдатское «ура!»…

Вроде бы Александр II закончил войну, и вроде бы победно. Но спустя двадцать лет его сподвижник М. Т. Лорис-Меликов предупреждал, что в кавказских губерниях по-прежнему верховодят беки и агалары — покровители воров и разбойников, что русские люди и капиталы туда не проникают и не рвутся проникать. Первую попытку обособить себя от России горцы предприняли сразу после крушения царизма. Вторую, после крушения большевизма, переживаем мы.